Димитрий, митрополит Ростовский, и его время - страница 3



? Пошли. В первой церкви священник еле доводит руку до носу, – тяжела рука, не донести до лба, не умеет лба перекрестить. Православному досадно, обидно, стыдно; раскольник рад и толкует ему, почему это поп не может правильно перекреститься: „антихрист связал руку, потому и не может поднять её до чела… и вообразить истинный крест Христов“. Идут дальше. И в других церквах все то же; в иных еще и хуже. Обошли 8 церквей. Раскольник радуется и толкует по-своему, что такое значит, что попы не умеют креститься; православный смутился, в другие церкви не пошел и смотреть, да и совсем оставил церковь и ушел в старую веру»… «Великое дело чувство, религиозное чувство, – наставительно заключает Полянский, – Оно-то и тянет Нила Павлова в старую веру. Я не стал и никогда не стану, да и не могу порицать и отрицать то, что есть в старообрядчестве хорошего. Хорошее везде хорошо, и в старообрядчестве конечно»12.

Третий всероссийский съезд миссионеров, состоявшийся в Казани, постановил ходатайствовать перед Синодом – издать надлежащее распоряжение, чтобы хотя в одном каком-либо монастыре совершалась церковная служба полностью, по уставу. Подобного распоряжения, конечно, не последовало, и нам не могут указать ни одного храма в господствующей Церкви, в котором совершалась бы истовая и уставная служба. Будь в наше время Димитрий Ростовский, он признал вы всех современных иереев господствующей Церкви «ругателями Христовыми» и удивился бы: «Коль велие есть долготерпение Божие, яко не падет огнь с высоты на таковые попы и не сожжет я живы». От попов нисколько не ушли и архиереи. Собственная их небрежность в богослужении, и далеко не архипастырская жизнь только развращает низшее духовенство. Но «может ли народ с уважением смотреть на духовенство, – спрашивает Мельников-Печерский, – может ли он не уклоняться в раскол, когда то и дело слышит он, как один поп, исповедуя умирающего, украл у него из-под подушки деньги, как другого народ вытащил из непотребного дома, как третий окрестил собаку, как четвертого во время пасхального богослужения диакон вытащил за волосы из царских дверей? Может ли народ уважать попов, которые не выходят из кабака, пишут кляузные просьбы, дерутся крестом, бранятся скверными словами в алтаре? Может ли народ уважать духовенство, когда повсюду в среде его видит святокупство, небрежность к служению, бесчиние при совершении таинственных обрядов? Может ли народ уважать духовенство, когда видит, что правда совсем исчезла в нем, а потворство консисторий, руководимых не регламентами, а кумовством и взятками, истребляют в нем и последние остатки правды? Если ко всему этому прибавить торговлю заочными записками в исповедные росписи и метрические книги, оброки, собираемые священниками с раскольников, превращение алтарей в оброчные статьи, отдачу за поповскими дочерьми в приданое церквей Божиих, и прочее тому подобное, то вопрос о том, может ли народ уважать наше духовенство и может ли затем не уклониться в раскол, – решится сам собой»13.

Скажут: это было давно, теперь же все изменилось. Да, изменилось, только не к лучшему. Покойный Победоносцев, стоявший во главе господствующей Церкви и потому хорошо знавший ее внутреннее состояние, еще так недавно говорил: «Посмотрите, вот храмы – светильники народные, оставленные посреди сел и деревень запертыми, без службы и пения, и вот другие, из коих