Эта брачная повинность во имя рождения законных наследников выступает, отчетливо очерчивается в семейном быту Романовых в качестве момента священного, сакрального. Устройство брачной постели и все, что связано с деторождением, обставляется целым рядом регламентированных религиозных обрядов: тут и особые молебствия, и особые обряды освятительные и очистительные. Значение иных из них трудно определить, смысл так и остается неясен. Например, упоминаемое Забелиным «сажание государыни на место» перед родами – что это означало? Царица при исполнении соответственной обрядности водворялась в покой, где и должны были проходить роды? Любопытно, что Мавра Шепелева в письме из Киля к цесаревне Елизавет Петровне о последнем времени беременности ее сестры Анны Петровны, супруги герцога Голштинского, пишет о том, что для будущей роженицы уже приготовлены особые комнаты. Было ли это инициативой русской принцессы?.. Уже со времени «Домостроя» функции царицы были четко очерчены: самым важным было деторождение. Однако это деторождение, рождение наследников, при всей его сакрализации, очень трогательно не отделяется в русских писаниях от собственно интимной жизни царской четы. Например, царская невеста может быть «прочна» или «непрочна» «к царской радости». А при описании последнего времени жизни Михаила Федоровича и его супруги отмечается грустно, что стало у них «не по-прежнему». От этих выражений веет какой-то прелестной наивной чистотой, именно чистотой, а не ханжеством.
Однако история первых браков Михаила Федоровича вовсе не такая уж наивная история о прелестной старине.
Итак, юная Хлопова под именем Анастасии водворилась во дворце. Разумеется, вместе с ней – весь ее «род-клан». Здесь же, у трона молодой династии, – ближние и дальние родичи Романовых, маячат и семейства, сами с охотой просватавшие бы своих дочерей в царицы. Естественным образом свивается клубок интриг.
С самим заключением брака покамест медлят: ждут возвращения Филарета. Однако возвращение это знаменовалось вовсе не венчанием, а ссылкой незадачливой невесты вместе со всеми ее родичами в далекий Тобольск. Сохранившиеся описания объясняют эту ссылку внезапной болезнью невесты. Однако еще до ссылки Хлоповых Филарет завязывает письменные сношения с датским королем Христианом. Речь идет о возможности брака Михаила с одной из племянниц Христиана. Наконец отсылаются в Данию в качестве послов князь Алексей Михайлович Львов и дьяк Шипов. При них была грамота-инструкция, в которой, кроме всего прочего, указывалось на необходимость крещения невесты в православную веру по обряду греко-восточной церкви; а также рекомендовалось настоятельно спросить, какие «земли и казну» дал бы король за своей родственницей…
Симптоматично, что отец первого Романова ищет сыну невесту в Скандинавии, на родине Рюрика.
Однако Романовы, кажется, слишком рано начали играть в эти брачно-династические игры. Невежливый Христиан даже не допустил к себе послов «худородного» узурпатора. Любопытно, что после этой неудачи приказано перевести опальных Хлоповых из далекого Тобольска «поближе» – в Верхотурье. Однако своих попыток уладить династический брак Филарет не оставляет. Следующее посольство отправлено к шведскому королю Густаву-Адольфу с целью посватать принцессу Екатерину, сестру курфюрста бранденбургского, шурина Густава-Адольфа. Но и здесь – отказ; правда, под благовидным предлогом: принцесса не может переменить веру даже ради царской короны!
