Несмотря на все старания дипломатов, по словам Ф. Гримберг, «при первых Романовых Россия была изолирована от Европы, кажется, как никогда прежде». Европейские государства словно опустили перед нею некую таинственную «завесу». И дело здесь не только в «династической молодости» первых Романовых. Как считает Фаина Ионтелеевна, немалую роль в установлении этой «завесы» сыграл благожелательный, хотя и во многом идеализированный «шлейф» памяти, оставшийся у европейцев от кратковременного правления в России самозванца Лжедмитрия I. Они представляли его «не только царем “по праву”, но и своеобразным “народным царем”, прошедшим жизненную школу нищеты и преследований, не стыдящимся занятий ремеслом и готовым проводить в системе правления преобразования, облегчающие жизнь беднейших слоев населения». И Романовым, имея на международной арене такого «соперника», как мнение о Лжедмитрии, показываться в Европе было нелегко. Поэтому первые представители династии, создавая свою, романовскую концепцию российской истории, «потратили немало сил на доказательства “незаконности” Лжедмитрия I и его супруги в качестве претендентов на престол». Главная ставка здесь была сделана на «национальную доктрину», обвинявшую самозванца в том, что он привел в Россию «иноземных захватчиков».
Чтобы изменить к себе отношение Европы, а заодно и упрочить свою династию, Михаил Федорович в начале 1640-х годов пытается восстановить традицию династических браков, с помощью которой можно было достичь взаимовыгодных и дипломатических союзов. Притязания у него весьма скромные: он хочет выдать свою старшую дочь Ирину за побочного сына датского короля Христиана IV графа Вольдемара (Вальдемара). Переговоры по этому поводу велись долгие и напряженные. Ведь король потребовал для своего сына «чести», как для законного. Сватовство началось в 1641 году, но только в 1644-м Вольдемар прибыл в качестве жениха в Москву. Предварительно было уговорено, что его не будут принуждать к переходу в православие, но Михаил прежде всего поднял вопрос о вере. Вольдемар категорически не соглашался на это и попросил отпустить его домой. Но фактически в течение года его всячески удерживали в Москве. За это время граф неоднократно пытался бежать с помощью местных жителей. Все эти попытки, за которыми вполне могла тянуться роковая нить заговоров, были пресечены, обвиненных в них сообщников допросили и пытали. Среди них оказались входившие в состав посольства в Данию окольничий Степан Престев и дьяк Григорий Патрикеев, а также князь Семен Шаховский и даже брат царицы Семен Лукьянович Стрешнев. А сразу же после восшествия на престол Алексея Михайловича, сына и единственного наследника первого Романова, расследуется так называемое «дело Хованского», якобы также причастного к сговору с датским графом. Юный царь не только не удерживает заморского жениха, а напротив – торопит его с отъездом. Причину такого решения Ф. И. Гримберг толкует так: «Согласие на крещение православное и брак Вольдемара с Ириной вовсе не угодны ее юному брату-царю. Ведь став супругом царевны, Вольдемар вполне может заявить права на престол. И Алексей Михайлович, и ближайший его советник боярин Морозов, конечно, не сомневаются в том, что в России найдутся желающие поддерживать нового претендента “со стороны”…»
Алексею Михайловичу еще долго придется бороться за сохранение за Романовыми престола, но меры для этого он изберет иные, нежели его отец.
