– Перед твоими родными нужно было выставить тебя пострадавшим. Не может же быть такого: человек получил серьезную рану, а на следующие сутки ее уже не стало.
Собственно, да, логично. Я наконец обратил внимание на листок, который Милиан держал в руках. Водрузив на нос очки, он пробежал по нему глазами всего за пару секунд и, спустив оправу на цепочке на грудь, вложил лист в папку.
– Что на бумаге? – спросил я, не успев заметить текст.
– Осужденным не должно быть известно содержание учреждений, куда его могут направить по приговору, – ответил Улло, не глядя на меня, и поднял с подноса принесенный стакан сока.
– А Проводникам можно? – Я тоже, взяв сок, отпил из стакана.
– Проводник ведь имеет право голоса в обсуждении мест отбывания наказаний инициированным. Более того – обладает правом вето. Но лишь один раз за все судебные процессы, что учиняются против новоизбранных.
– А вы уже когда-то им пользовались?
– Ни разу. Тем более у меня до тебя, как помнишь, было совсем немного инициированных. И тем более над ними не было суда.
Тут я почувствовал неприятный укол – оказался первым осужденным новоизбранным в практике Улло. Те другие правосознательными, что ли, оказались? А я, горячая голова, набитая вихрями эмоциональных всплесков, вычудил, называется. Выделился, значит.
– Но, думаю, я не нарушу судебно-исполнительной тайны, когда не назову тебе конкретные наименования списочных учреждений, но скажу, что они мне известны и представляют собой хорошие и профессиональные места, серьезные. – Улло посмотрел на меня поверх стакана, делая новый глоток.
Приятно слышать, конечно. Есть, интересно, надежда, что меня отправят в нечто культурно-музыкальное? Будто в ответ на мой немой вопрос Милиан сказал:
– Но осужденных инициированных не привлекают к работам, напрямую связанных с основной деятельностью в их мире.
Жалко. Я давно хотел побывать в театрах Амарада: узнать, как похожи и различны музыкальные теория и практика, познакомиться с местными коллегами, посмотреть спектакль. Правда, не в таких вот обстоятельствах: в качестве отбывания наказания.
– Я не хочу встречаться с журналистами, – искренне произнес я, глядя на Улло, надеясь на понимание.
– Тебя никто не заставляет. – Тот развел ладони и указал мне за спину. Я развернулся и только сейчас заметил неприметно стоящий за каминной нишей контрабасный кейс. Магическая из-под-бандурная переноска в действии!
– Серьезно? Вы как знали! Что, правда отпустите меня домой?
– Только сперва дождись документов на подпись и можешь спокойно возвращаться.
Ага. «Спокойно». Меня переполняют эмоции: и радостные, и волнительные, даже не знаю, каких больше.
Дверь открылась, вошел служащий-делопроизводитель, держа в руках пишущее перо и планшетку с документами.
– Мое почтение. – Он слегка наклонил голову и, подойдя, сразу протянул мне принесенные с собой канцелярские принадлежности: – Константин, судебное разбирательство по вашему делу завершено, решение оглашено. Здесь утвердительная часть акта. (Служащий жестом указал на первый лист и перевернул его.) Это заявление об отсутствии замечаний и возражений составу суда и участникам на стороне свидетельства. Если всё же есть замечания, напишите внизу, какие. (Новый жест на второй лист, переворот на третий.) Это заявление, что вы заранее информированы, что вас для отбывания наказаний в указанный срок вызовут органы исполнения судебных актов Амарада по делам инициированных и ваши права при общении с ними. Ознакомьтесь и подпишите там, где указано ваше имя. По два экземпляра всех документов.
