Диссиденты советской эстрады - страница 14

К концу 1950-х Минкульт начнет исподволь «регулировать» спрос населения страны на голос певца, чья популярность уже зашкаливала. А вместе с ней и заработки. В 60-х двумя приказами министра число разрешенных сольных концертов артиста, под предлогом «недовольства рабочих большими заработками», было сокращено на 75 %. В цивилизованных обществах это называется запретом на профессию.

Пока министерство культуры не начало ограничивать его право на труд, Александрович давал не менее 15 концертов в месяц. Популярность Александровича лишала сна министра культуры и ее замов. Приказ № 365, закрепивший за Александровичем право лишь на 5 выступлений в месяц, наводил на черные мысли. Сама формулировка – «внести ЧАСТИЧНОЕ изменение» – предполагает, что окончательное решение – вопрос времени

Все годы действовал и негласный запрет на заграничные гастроли. На заявки зарубежных импресарио следовал один и тот же ответ министерских кукловодов: «артист болен» или «у артиста очень плотный график выступлений». В конце 60-х давление на певца усилилось и стало приобретать формы репрессии. Так, минкульт попытался подвергнуть артиста «переаттестации» и перевести его из категории «оперно-камерных» исполнителей в «эстрадно-цирковые». Сделать это не удалось только благодаря решительному протесту самого Александровича и поддержке И.С. Козловского.

Во второй половине 1960-х имя Александровича полностью исчезает из центральных газет и журналов. Эти издания и раньше не слишком жаловали певца своим вниманием. Практически все сохранившиеся рецензии написаны по следам бесчисленных концертов по стране. Но и этот ручеек высыхает. Не лучшим образом обстояло дело и с «телерадио». Всесоюзное радио чуть ли не ежедневно передавало записи и концерты Александровича, пока к рулю не прикоснулись «иезуиты» Н. П. Чаплыгин и С. Г. Лапин. Поздравляя с Новым годом работников радио и телевидения, Лапин публично возвестит: «В наступающем 1971 году мы обойдемся без Мулерманов, Мондрусов и Александровичей». Таким образом, к концу 1960-х, лишившись самых мощных средств популяризации, Александрович оказался полностью отрезанным от своего слушателя. Интерес к нему в стране стал падать.

Окончательную точку в советской карьере певца поставили открытые антиеврейские преследования. В 1970-м – тревожные звонки от братьев: в Риге прошла волна обысков. Сотрудники местных органов безопасности вламывались в еврейские квартиры и дачи и предлагали «добровольно выдать огнестрельное оружие и антисоветскую сионистскую литературу». В числе подозреваемых (в измене родине) – племянница, 23-летняя Рут. За обысками и изъятием компромата последовали многочасовые допросы, а 7 октября – арест. В конце того же года в Ленинграде зачитаны смертные приговоры двум участникам так называемого «самолетного дела».

Александрович объявил семье: «Кажется, мы снова должны бежать».

Еще до эмиграции певца в СССР начали уничтожать его записи. В сохранившихся тетрадях регистрации ГДРЗ прилежно фиксировали не только даты поступления записей, но и даты их уничтожения. Так, 19 апреля 1971 г. экзекуции подвергаются первые 18 эфирных дублей – оперные арии, не аполитанские песни и другие произведения, пять из которых не сохранились в других записях. Но эфирными дублями дело не кончилось. Это известие он воспринял болезненно. 23 июля 1971 г. певец направляет запрос по этому поводу шефу Всесоюзного радио Н.П. Чаплыгину. После отъезда – «процесс пошел». Юрий Георгиевич Ельцов, музыковед, доцент Томского пединститута, в одном из своих писем рассказал мне о трагической судьбе записей концертов Александровича, которые хранились в архиве телевидения Томска. Все ленты были… «заживо» сожжены, поскольку «таили в себе опасность возгорания». Гильотина – лучшее средство от головной боли. Томские «пожарники» спасали Россию.