Тётушка пела песенки на пяти языках. Вообще, знала она очень много и объяснила это тем, что никогда не живёт больше пяти лет в одном городе, вот и видела разное. Дитер подумал, что он все свои одиннадцать лет, ну если не считать последних месяцев, провёл в одном доме, и хотел бы жить в нём ещё сто, если бы рядом были папа и мама.
Ночевали на постоялом дворе, шумном и неуютном, пропахшем чужим потом и подгоревшей едой. Утром Дитер отметил, что лошадки, которые ещё вечером были серого мышиного цвета, сегодня стали гнедыми, и кучер появился новый. Тот, вчерашний, сам был тоже весь серый, немного суетливый, торчащая пакля усов. Нынешний же худой и чернявый, одет в широкий чёрный плащ, надменный нос его так велик, что торчит из-под надвинутой до бровей шляпы. Такой же молчаливый, как и прежний, лишь иногда покашливает, словно каркает. Заметив удивление и вопрос в глазах мальчика, тётушка ответила немного непонятно: «Прежние хорошо потрудились, теперь спешат домой».
Старая Римская дорога весь день была пуста. Встретится одна-две повозки – и снова впереди и за спиной лишь колышущийся тёплый воздух, заставляющий дрожать дальние предметы. Перед самым Линсенем появилась попутная шустрая квадрига. Она приблизилась так скоро, словно для неё повозка с нашими героями стоит на месте. Послышалось щёлканье кнута. И тут же истошное: «Дорогу Его Высочеству! Дорогу принцу!» Чернявый торопливо и несколько неловко направил коляску к обочине. Четвёрка мощных лошадей, подгоняемая резким свистом кучера и щёлканьем кнута, промчалась словно ветер или молния. Дитер успел разглядеть напряжённо раскрытые лошадиные рты, словно флаги развевались светлые гривы, под шкурами перекатывались могучие мышцы, способные, кажется, заставить их обладателей оторваться от земли. Серебристая карета сверкнула напоследок красным с белым гербом и скрылась в облаке пыли.
– Мальчишка! – несколько раздражённо произнесла тётушка, дождавшись когда пыль немного осела, и Дитер понял, что это слово сейчас относится не к нему, а к тому, кто в спешащей карете.
Перед въездом в город, справа от дороги, путников встретил огромный дуб, словно часовой охраняющий дорогу в город. Чтобы обхватить его ствол, нужно взять по меньшей мере четырёх Дитеров. Тётушка Геральдина рассказала, что это знаменитое дерево, и что местные жители называют его Седым Дубом. Пару-тройку десятилетий назад на этих ветвях разбойники вешали попавшихся им жителей Линсена. Потом злодеев переловили, и их самих постигла подобная же участь. Уверяют, что в корнях старого дерева припрятаны сокровища, но проклятье на них такое, что лучше даже не пытаться их копать.
***
Хитро устроен человек, в самом незнакомом городе он всегда пытается найти что-то знакомое, чтобы почувствовать почву под ногами в новом, непознанном и чужеродном окружении. Дитер уже отметил амбар как две капли похожий на тот, что стоял за домом одного из тауденских приятелей, цветник с невысоким забором, напоминающий соседский, мимо которого приходилось так часто ходить. Он словно целиком перенесён сюда. Вот здание выкрашено в тот же цвет как и…, а вот ещё одно такое же, и ещё… Здесь они выше. И улицы широкие. А вывески на мастерских такие, словно жители столичного города видят хуже. У тауденского башмачника висит себе над входом маленький деревянный сапожок примерно в полметра, и этого всем хватает, чтобы понять, что тут не аптека и не свинарник, но у здешнего мастера угрожающе занесён над головами башмак великана, под которым и проходить страшновато. Справа – огромная расчёска над домом брадобрея. Ещё через несколько домов – метровые ножницы портного. Здания жмутся друг к другу, словно солдаты в шеренге, портупеями на светлых мундирах смотрятся прямые, поперечные и косые балки цвета морёного дуба на фахверковых стенах. Словно торжественным парадом решили встречают улицы города своего нового жителя. Словно хотят понравиться.
