Дитя Дракулы - страница 25

Теперь касательно пункта (2) – моей встречи с лордом Годалмингом. Вчера мы поужинали вместе в «Будлзе», одном из нескольких аристократических клубов, в которых состоит благородный лорд. Сразу бросилось в глаза, что он очень бледен и напряжен, совсем не похож на себя. Разумеется, парламентские обязанности отнимают у него уйму времени и сил. Он даже опоздал на ужин, поскольку председательствовал на собрании какого-то совета, наследственным членом которого является. Однако одного этого едва ли достаточно, чтобы объяснить его измученный вид. Мне очень не хотелось причинять Арту дополнительную тревогу, но Мина в своем письме отдала распоряжения, нарушить которые я никогда не осмелился бы.

За вином я коротко доложил ему о неизменном состоянии Ван Хелсинга.

Он мрачно кивнул и сказал с задумчивостью, ставшей для него характерной в последние годы:

– Ну что ж, профессор прожил славную, насыщенную жизнь. Ему не о чем сожалеть. Он сотворил много добра в мире и истребил больше зла, чем кто-либо другой.

Арт значительно взглянул на меня – я прекрасно понимал, о чем он говорит. На мгновение все вокруг перестало существовать для нас, и мы словно оказались в прошлом, в самом разгаре нашего сражения с Трансильванцем, оба снова молодые. Потом эффект прошел, и мы опять были в двадцатом веке – здравомыслящие, практичные джентльмены средних лет.

Я видел, что Арта беспокоит что-то еще, помимо очевидного. Все-таки недавно он узнал радостную новость. Правда, поведение у него совсем не такое, какого ожидаешь от человека, который скоро станет отцом. Поначалу он даже не пожелал отвечать на мои расспросы о самочувствии Каролины, об их надеждах и планах на будущее. Уже и ужин нам подали, и выпили мы изрядно, а Арт по-прежнему говорил только о работе, о своем тяжком труде в парламентских рудниках, о своих усилиях по перестройке и модернизации системы.

Я слушал с тем терпеливым спокойствием, которое два десятилетия назад стало краеугольным камнем моей профессиональной практики. В конце концов, однако, мне надоело, что он упорно уклоняется от ответов на мои вопросы, и я – со всей прямотой и настойчивостью, которые были бы невозможны, не доведись нам столько пережить вместе, – потребовал, чтобы он объяснил причину своего странного поведения. Мои слова прозвучали почти резко, но Арт встрепенулся, точно пробуждаясь от сна.

– Прости, Джек. Мне следовало быть откровенным с тобой с самого начала.

– Но в чем дело? Скажи мне.

– Дело в Кэрри и растущей в ней жизни. Моя жена… плохо переносит беременность. Очень плохо, понимаешь?

– Да? И каковы же симптомы?

– Она часто плачет. Не желает никого видеть, дни напролет проводит в одиночестве. И она говорит… в высшей степени странные вещи.

– Тебе?

– Нет, не мне. Самой себе, полагаю. Или, возможно, Господу Богу. По крайней мере, она это делает, когда думает, что меня нет поблизости.

Я ободряюще взглянул на Арта:

– Подобные случаи не редкость. Беременность часто сопровождается депрессией, особенно у женщин с такой историей, как у твоей жены.

Похоже, мои слова не особо его утешили.

– Хочешь, я посмотрю Кэрри? – спросил я. – Поговорю с ней? Попытаюсь выяснить причину проблемы?

Арт явно ждал от меня именно такого предложения.

– Спасибо, – сказал он, а потом беспокойно добавил: – Значит, по-твоему, с ней ничего необычного не происходит? Я имею в виду… В конце концов… – Он сглотнул и, мне показалось, чуть не поморщился, прежде чем продолжить: – Ты был ее лечащим врачом.