– И что было дальше? – Михаэль не сдержался, и поторопил замолчавшего барона.
– А ничего… После трех дней комы Патрик пришел в себя и пошел на поправку. Нашей радости не было предела. Брат встал с постели, стал усиленно, даже слишком, питаться и набираться сил. Вот только… Он изменился. Стал грубым, жестоким. Мало с кем говорил, однажды набросился на служанку с кулаками и чуть её не убил. Повезло, что я был поблизости… в тот раз и мне досталось изрядно, – Генри Гамфри усмехнулся. – После того случая, брата насильно показали нашему лекарю, но он не нашел никаких физических отклонений. То есть Патрик был абсолютно здоров, однако, его поведение резко ухудшилось. Он всё чаще стал бросаться на людей, покусал ему руку, – барон кивнул себе за спину, указывая на старого слугу, – и часто рычал, словно дикий зверь. Я принял решение, изолировать его от общества и запер его в одной из спален. Как ни странно, но в моем присутствие, Патрик вёл себя спокойнее и, мне приходилось лично его кормить, доставляя пищу прямо в комнату. К несчастью, радикальные меры не дали результата. Находясь взаперти, брат стал наносить вред самому себе. Почти все раны, что ты видишь сейчас на его теле, он нанёс себе сам.
– И ты не придумал ничего лучше, чем приковать родного брата? – досказал Михаэль с упрёком.
– Да, – барон честно посмотрел в глаза собеседнику. – Если у тебя есть идеи лучше, я с радостью их выслушаю.
– Да, конечно, есть! – с воодушевлением воскликнул Майер и встал на ноги, положив ладони на стол. Генри терпеливо ждал, наблюдая за журналистом, и тот, через пару минут размышлений, добавил. – Только нужно подумать подольше.
– Ну, подумай, подумай. – Улыбнулся барон, догадываясь, что парень ничего нового сообразить не сможет, так как сам хозяин немало об этом размышлял.
– Ты сказал, что почти все раны он нанёс себе сам, – задумчиво спросил Михаэль, – что значит почти?
– Пойдем, сам посмотришь.
Барон встал со стула и подошел к прикованному брату. Молодой священник как раз прекратил читать, и без возражений уступил место перед пленником. Сам же, как успел заметить краем глаза журналист, отправился наполнять свой кубок вином.
– Наблюдай, – барон взял чашку со святой водой и обмакнул туда кропило. – Иногда, когда Патрик совсем буйствует, и пытается оторвать себе руки, чтобы выбраться из кандалов, приходится успокаивать его святой водой и молитвой.
Договорив, Генри широко взмахнул кропилом и обрызгал брата водой. Там, где капли святой воды соприкоснулись с телом, моментально возникли волдыри, как от ожогов, а пленник неистово закричал от боли.
– Не-ет! Не надо! Помогите!!!
Михаэль испуганно вздрогнул всем телом.
– Вот так, – сказал барон ошарашенному журналисту.
Не доверяя собственным глазам, и, отчасти, словам барона, Михаэль с большой опаской коснулся мизинцем святой воды в чаше. Вопреки опасениям, собственная кожа негативно не отреагировала. Обычная вода, слегка прохладная, но далеко не кислота. Глядя на опыты парня, барон не скрывал улыбки.
– Убедился?
Михаэль Майер не стал отвечать на каверзный вопрос. Получается, барон говорил сущую правду, и что же теперь делать?
– Что же с ним произошло-то? – задумчиво проговорил немец, разглядывая дёргавшегося пленника.
– Одержимость. – Внезапно сказал священник, до этого в разговор не вступавший.
– Что, простите? – Майер повернулся к говорящему.
