Трек 3 Агутин «Половина сердца»
– Что, ночуешь здесь?
Складываю свой мокрый зонт. Отвернув в сторону, зонт-автомат, брызги летят. В угол.
– Нет.
Сосредоточен. Кирилл. И вот этот юнец меня заменит, да? М-да… А не идёт ему. Сосредоточенность. Как и большинству молодых. Даже когда, как сейчас, гоняет какую-то партию на своём басу. Роскошном светло-желтом, решил не размениваться, сразу премиум купить. Не, так-то правильно… Наушник в одном ухе. Сосредоточенность… нет, не идет. Морщина будет. Поперек лба.
– Из всего многообразия инструментов, – кладу свой чехол на стул, – предпочитаете творения товарища Фендера? Или просто длинную мензуру?
Руки замёрзли, пойдём-ка мы к стойке. Где уже хлопочет рачительная хозяйка, в преддверии трудового вечера. Знаком показать ей – плесни… Лариса наливает в коньячный бокал грамм сто минералки.
– Пожалте, сударь, – подает с полупоклоном.
С явным удовольствием вдохнув аромат содержимого, опрокидываю бокал. Погрев в руке. Ах-х… Пантомима почти. Готовый цирковой номер.
– Это не «фендер». Это «джи-эль».
Кирилл… вот что, интересно, можно так гонять сосредоточенно? То, что на поверхности… ну так. Так себе партия. Нет, в электричестве-то будут и жирность, и вес, понятно. Но вот в сухом остатке…
– Трудно сказать, – благодарно улыбнуться Ларисе, плеснувшей еще, и улыбнуться, причём, с легкой степенью ужаленности. Кому этот театр одного актера? – могли бы спросить случайные зрители. Но нету их, к счастью. Случайных.
– Я говорю, трудно сказать, был ли Лео Фендер настолько неуживчив или просто попал в лапы дельцов от музыки. Но к середине примерно жизни он уже потерял права на две торговые марки – «мьюзикмен» и, собственно, «фендер». Вот представьте, юноша, ваша собственная фамилия – раз! – и уже вам не принадлежит. Почему-то. Да.
И даже разговорчивость первого стопаря вполне настоящая у меня. Умею, таки да.
– Так вот последние инструменты его мастерской носили имя «джи-эль», по первым буквам Джордж и Лео. Фуллертон и Фендер, соответственно. Специалисты считают их вершиной гитаростроения данного мастера. Интересно?
– Да, – всё так же сосредоточен.
Нихрена вам не интересно.
– Да-с. Ну… сделал попсу?
– Что-то сделал.
– Покажи. Если не секрет.
И показал. В смысле, играть начал. Просто партию баса без, собственно, песни. Ну как бы так выразиться…
– Знаете, юноша, – бесцеремонен я, конечно, есть, есть, – как басистов в группе называли? Недогитарист.
Достаю из чехла инструмент. Комбарь включить попутно, лампочка уютно засветилась.
– Потому как, – блочок радио включить, за спину на ремень. – Потому как долбит всю жизнь эти дын-дыдын…
Показываю «дыдын».
– …и тихо ненавидит их всех. В гитаристы лицом не вышел…
Показываю, как не вышел лицом.
– …а чтобы группа играла с упором на бас-гитару, таких по пальцам перечесть. Одной руки. Ты чего играешь, вообще?
Кирилл с телефона на блютуз-колонку, небольшую черную, отправляет сигнал. И колонка оживает голосом Агутина. «Половину сердца оставлю с тобою…»
– Угу, – чуть трогаю струну, прогрелся комбик мой. – Я ж попсу тебе предлагал. Помахровее чтобы так. Какая ж это попса?
– А я эту выбрал.
– И задачу себе в разы усложнил. Агутин очень хороший аранжировщик. Ты на этом… своём этапе жизненном не то что достать, даже приблизиться к нему не сможешь. Уж извини.
– Ничего.
