– А что тебя смущает? Мне семнадцать теперь.
– Смущает? Вот эта частица «до—» именно.
– А что? Были большие творческие планы? – правда не понимает, похоже. Ну хоть от соусника своего оторвалась.
– Ну не то чтобы большие. Но казалось – работаю, двигаюсь куда-то…
– И ещё казалось, что пик где-то впереди, да?
– А тебе – нет?
Как долго светло уже. Весна, что вы хотите. Спускаясь, ступеньки, руку подать ей. Надо же, и руку так же подаёт.
– Спасибо, – ступеньки крутые довольно, маленький каблук, а уже тяжело. – Ты просто… просто не видишь со стороны. Когда «Семья Рамзеса» прогорела… Вот – «предприятие прогорело» – выражение, да? Короче, когда вы перестали существовать как группа, мне тоже казалось – ну и что? Много на свете интересных групп…
– Ага. «Унесенные гелием», например.
«Предприятие прогорело»… Как сказано. В этом городе был когда-то завод автоприцепов. Собственно, город и был вокруг него. В чистом поле. Потом заводу стало плохо, потом зарплату выдавали прицепами, потом каюк. Прогорело предприятие. Как и многие тогда. И остался город в чистом поле, уже без завода.
– В «Унесенных гелием», друг мой, тогда была жизнь. Подчеркиваю – тогда.
О чём это она? А, «предприятие прогорело», да.
– Ну да, жизнь.
– И только потом я поняла, что в «Семье» был пик. Мой пик. Про твой не знаю… Но у вас же, мужиков, всё проще. Только себя и член свой обслуживать.
Знакомые ироничные нотки. Да чего там «нотки», прям «ноты» уже.
– Нет, ну конечно твоё предприятие устойчивее и лучше. Выращивай себе и не парься.
– Анохин. В этом месте я должна бы обидеться. Вообще-то Никита и твоё предприятие тоже.
– Ну… он так не считает.
– А кто виноват-то? – вдруг, словно вспомнив что-то. – Да. Ты говорил, что осознал… что-то там… Что пенсия – вот она…
– Да. Осознал.
Вот – идёт и стопудово права. Есть Никита, есть смысл в жизни. И что, пенсия? Только возрастной рубеж, цели-то не изменятся. – Чтобы сыну было хорошо. А у нас? В квартире газ. У нас меняется всё. Собирался сделать то и то ещё, а оказывается надо до-. До-рабатывать, до-игрывать, до-живать… Хорошая нота «до», основная и мажорная.
– Ну так и что? Десять лет… и что чувствуешь-то?
О чем она? Что чувствую…
– Молодого взяли. Музыканта. Молодой хозяин взял молодого басиста. На замену мне.
– Прямо сразу на замену?
– Ну а зачем ещё?
Тепло уже, тепло. И снег стает быстро, пара дней такой погоды и всё, стает. Шопен разливается и смешивается с талой водой в воздухе. Ах, какое было время, говорит он. В другое бы время без этой воды талой не услышалось бы, и не понялось. Ничего. А тут так совпало, что… тепло, тепло.
– И вот взяли, а играет неплохо, кстати. Кириллом зовут. Очень прилично играет. Говорю ему в шутку: «Киса, скажите мне, как художник художнику, вы играть умеете?» А он не знает, прикинь! «Двенадцать стульев» и не читал, и не смотрел. Не знает!
– Да, интересно…
– Они – инопланетяне. Вот серьезно. Фильмов наших не смотрели, живут в интернете. Таких друзей то ли нет, то ли не особо нужны ему. Может целыми днями в кабаке торчать. Да, уехать должен по лету. В Чехию на режиссёра поступать. Музыка не главное, в общем. Хотя играет очень прилично.
– И это тебя гложет, что какой-то немузыкант может хорошо играть?
– Нет, не это… Не это…
Шопен, Шопен с талой водой пополам… Помимо того, что всё самое хорошее уходит, удержать невозможно. Да вот же – уходит ВСЁ. Вообще всё. И плохое, и хорошее. Через десять лет и не вспомнишь.
