Дитя зимы. И другие рассказы - страница 2

Вот он занимается со мной, второклассницей, арифметикой. «Реши задачу: в 1912 году я преподавал в гимназии в Орше. Получал 60 рублей. Хлеб стоил полкопейки килограмм. Сейчас я “инструктор сапожного дела”, получаю 600 рублей. Хлеб стоит 3 рубля килограмм. Сколько хлеба я мог купить в 12 году и сколько сейчас?» Получалась какая-то сумасшедшая разница, не верилось, но западало. Поэзию русскую обожал, шутил по-семинаристски: «Ну, почитаем Пушкинзона, Лермонтовича». Кумиром его был Некрасов. «Орина, мать солдатская», «Мороз, Красный Нос» читались почти каждый вечер. Как-то, взяв с маминой тумбочки (а у нее всюду, даже под подушкой, валялись любимые стихи) сборник Пастернака, водрузил на нос очки и погрузился в «Сестру мою жизнь». Возмущен был до крайности: «Да это просто больной какой-то! Что делают с русской литературой! Надо с Люсей поговорить!» Вместо разговора вышел скандал, мама заявила, что с такими ретроградами жить под одной крышей не желает, ушла ночевать к подруге. Но когда состоялось личное знакомство нашей семьи с БЛ, дед отступил. «Прекрасный, образованный человек, – сказал он о БЛ. – Только пишет не то».

Мама поехала за бабушкой где-то в конце войны в это самое Сухобезводное и привезла ее, полуживую, в лохмотьях, без зубов (ее «сактировали»). Немного придя в себя, бабушка сразу занялась моим педикулезом и фурункулезом. Мою бедную белобрысую головку густо намазали керосином, обвязали тряпкой и, несмотря на плач, так заставили спать. Лошади фыркали за стеной, я терлась головой о штукатурку, сдирала повязку. Но вшей победили. Достали где-то рыбий жир (борьба с фурункулами) и вливали в меня по столовой ложке по утрам. Кроме того, энергичная бабушка стала возить меня в Москву в поликлинику «на кварц». Я сидела 20 минут на табуретке, не отрывая глаз от костлявой прозрачной ручки, которую заливал синий свет. Моя рука? Было чувство отчуждения от своей плоти. Мне такая рука не нравится!

Вторым бабушкиным подвигом было водворение нашей семьи в Потаповском. «Консерваторка» Лариса Михайловна не спешила сдавать позиции. Она укрепилась еще своей сестрой, которая устроила в кухне фотолабораторию – фотографировала «по-черному» желающих для паспортов. Там же и проявляла, объявив себя «кооперативом». На помощь нам была призвана милиция, домоуправ (мы ведь были прописаны, а они нет!), их, наконец, выдворили, но, уезжая на своем трехколесном велосипеде, подросший Севочка бодро кричал мне: «Все равно я тебя на улице задавлю!»

«Отличницы учебы». Москва, школа № 612, 1946

Первое сентября. Я иду в первый класс. К зеленой вязаной кофточке бабушка пришивает белый воротничок, денег на коричневое форменное платье нет. Проблема с фартуком – он обязателен. Есть два типа фартучков: дорогой шерстяной с оборочками и сатиновый без. Девочки в классе сразу разделились: обеспеченные – с оборочками, мы, большинство – в сатиновых. С портфелем проблема еще острей: они дорогие, нам совершенно не по карману. Конечно, приятно на них посмотреть – блестящие, свистящие, из «кожезаменителя» (дермантина, как тогда говорили), с острым резиновым запахом, главное – с нашитыми большими карманами для завтраков. Но нам его не купить. Однако по спокойным лицам дедушки и бабушки я понимаю, что все в порядке, портфель мне будет. И действительно, 31 августа дед с торжественным лицом вручает мне портфель. Я мрачно молчу. Он, как лоскутное одеяло, сшит из обрезков кожи, и никакого кармана! Любимый ученик деда по «сапожному делу» инвалид второй группы контуженный глухонемой Николаевский сшил мне этот портфель во время дедовых занятий. «Он же из настоящей кожи! Понюхай, как пахнет! Телячьи шкурки!» Дед профессионально обнюхивает портфель. Что делать, иду с этим портфелем в школу, где уже топчутся во дворе первоклашки. На перемене девчонки вынимают из своих резиновых карманов завтраки, я тоже вынимаю, но из «нутра», пакетик лежит рядом с букварем. Однако моральная победа все же остается за мной. Отворачиваю рукавчик кофточки – на руке у меня часы! Настоящие! Огромные для тощей лапки, тем не менее ни у кого в классе наручных часов нет! Коллега деда по госпиталю, обучающий безногих инвалидов часовому делу, смастерил мне эти часы из старых деталей. Милый тихий старичок Василь Васильевич, приятель деда еще по Могилеву, заходивший к нам иногда «на огонек», приготовил мне сюрприз. Пусть у других хрустящие портфели с карманами. Зато у меня – ЧАСЫ! И они ИДУТ!