Юра прислушался к себе и отчётливо услышал нарастающее недовольство давно оголодавшего организма. Прежде чем двигаться куда-то дальше, нужно поесть. Мальчик стянул рюкзак, уселся на холодный грунт и запустил обе руки внутрь рюкзака.
У него осталась плюшка со школьного обеда, которую хотел слопать на последнем уроке, но забыл. Какой же он молодец, что забыл! Сейчас-то плюшка как нельзя кстати. Жаль только, что одна… вот бы штук десять! Рот свело от обилия слюны. Юра, ни на что не обращая внимания вокруг, наслаждался сладкой сдобой, успевшей задубеть за… А сколько времени прошло с тех пор? Было около часа ночи, когда он решился на приключение. Потом бродил, падал, терял сознание и потерял счёт времени когда электронные часы перестали показывать даже восьмерки… Ой! Юра схватился за запястье и обнаружил, что подарок друзей исчез с руки. Выходит, он потерял не только счёт времени, но и сами часы! Но как ремешок мог самостоятельно расстегнуться? И когда?
Юра икнул.
Сухая сдоба застряла где-то на пути к пищеводу, а вопросы растревожили усмиренный страх, окончательно иссушив рот. Второй «ик» был куда сильнее первого. Сильнее и оглушительнее. Мальчик захлопнул рот ладошкой, больно шлёпнув по губам. От икоты содрогалось тело, отзываясь локальными взрывами в местах ушибов. Юра снова зашвырялся в рюкзаке и с радостью нащупал бутылочку «Аква минерале», воды в ней оставалось треть, но всё же здорово, что и она осталась! Мальчик присосался к горлышку, пока последняя капля не стекла в жадный зев. Поняв, что воды нет, и что это была последняя вода, Юра осознал всю плачевность своей ситуации. Он один. Под землей. Неизвестно где. Во мраке. Преследуемый каким-то монстром. Избитый падениями. Опустошенный эмоциями. Дрожащий от… холода?
Юра действительно почувствовал необычайный холод. Особенно холодно почему-то было голове, будто он высунул её в форточку в крещенские морозы.
Но почему здесь холодно? Разве земля на глубине не должна быть тёплой? Юра отлично помнил, как они с отцом, вооружившись складывающимися сапёрными лопатами, копали червей для зимней рыбалки. Отец – как будто специально – не искал теплотрасс, а просто выходил во двор и, раскидав снег, вонзал лопату в газон. Он взмокал, но вгрызался в землю. Когда ямка достигала глубины в три штыка лопаты, отец жестом приглашал сына принять участие в рытье. И Юра копал, ненавидя в эти моменты зиму и зимнюю рыбалку, однако, чувствуя, как почва поддаётся лопате легче, чем у отца. И он видел куски земли на снегу, над ними поднимался пар. Вместе с отцом они руками разламывали куски в поисках червей, ощущая сырое тепло. «Земля никогда не замерзает больше, чем на три штыка», – каждый раз говорил отец и добавлял, что под слоем мерзлоты самые лучшие черви. Юра соглашался, хотя не мог уразуметь, чем червяки здесь лучше теплотрассовых… Выходит, отец ошибался? Холод-то здесь собачий!
Он поднялся, боясь задубеть. Тело всё больше била дрожь. На глаза навернулись слёзы, Юра вытер их и всмотрелся в призрачное мерцание. Оно продолжало манить вперёд, а впереди – там, откуда доносился завывающий бетонно-металлический скрежет, сниженный уже, правда, до грани слышимости – мерцание уплотнялось, создавая иллюзию света в конце туннеля. Юре захотелось поверить в эту иллюзию, и он двинулся вперёд. «Всяко лучше, чем мерзнуть на месте и ждать неизвестно чего», – подумал Юра.
