Рита насторожилась:
– Какой скандал?!
– Ах! Все, что я знаю, – это всего лишь несколько замечаний, оброненных мужем на протяжении почти сорока лет! – поморщилась Альбертовна. – А я уже привыкла не переспрашивать, не заострять внимание на его редких упоминаниях о семье!
– И все равно это ничего не меняет! Ваше предложение крайне неэтично! – теперь уже и Данилова позволила себе резко разговаривать с родственницей. – Алиска уже не молодая коза, чтобы менять свои планы и привычки только потому, что оказалась в ненужном месте и в ненужный час!
Похоже, дама что-то поняла… Она опять сжалась – и, помолчав, забормотала:
– Простите… я… мне показалось… Вы с Алисой Аркадьевной так здорово и воодушевленно за несколько минут все проанализировали, что я подумала… подумала, что лучше вас двоих никто не разберётся с этой… родственницей. Вы умеете говорить с людьми, умеете слушать… – Альбертовна всхлипнула, – а я… я и не умею, и уехать не могу… да и вы, Риточка Павловна тоже… больная мать на руках… А попросить-то и некого! Вениамин в строю… А всего-то надо узнать имя… И потом найти… Я смогу убедить ее отдать картины… Дам еще денег, наконец…
Слушая ее отрывочное бормотание, я прикидывала, скольким же еще кражам нужно случиться, чтобы эта дама окончательно смогла избавиться от своих аффектированных и возведенных в культ душевных кульбитов… Боюсь, что в их доме не хватит ценностей…
Сейчас же ее переживания я ощущала остро. Она и любила своего мужа и боялась его… и боялась за него… А тут еще, похоже, нарисовалась родственница-воровка, которую неизвестно как воспримет академик… Да… смахивает на то, что положение Изольды Альбертовны и в самом деле было тупиковым…
Но понять ее отчаяние в полной мере я все-таки я не могла… Муж-то ей, кроме материального благополучия и холодного равнодушия ничего не дал… Дети уже выросли, ее жизнь устроена… А она привязана к академику как собачонка к хозяину; боится обратиться в полицию из-за каких-то там его древних воспоминаний!
Я понимала всю мерзость своих мыслей… И понимала, откуда они взялись, – сработала непроизвольная защита… Я просто физически ощущала, что со стороны этой женщины на меня понимается волна тоскливой неизбежности… «Не сдавайся! Не сдавайся!» – твердила я себе… После своего приключения двухгодичной давности4 мне казалось, что дух мой окреп, я стала жестче, увереннее; мои чувства и совесть стали более прагматичными, и я научилась не поддаваться плаксивым блажным мольбам и чувствам…
Я не осознавала, что уже некоторое время стою неподвижно, обнимая чашку ладонями и уставившись невидящими глазами в огромное черное окно гостиной, в котором отражался акт ненаписанной трагикомедии…
Данилова же всегда замечала все:
– Антонова! Даже не ду-умай! – возмущенно зашептала она мне в ухо, подойдя ко мне и геройски заслонив меня собой, как щитом, от Изольды Альбертовны.
– А если с Игорем Сергеевичем что-то случится… всю оставшуюся жизнь к психотерапевтам ходить или… жить с этим? – я еле выдавила из себя вялый ответ.
– Не сходи с ума! – лихорадочно шептала Рита. – Все беды ты своим чахлым телом не прикроешь!
– Все меня и не просят…
– Тьфу, дура! – в сердцах заключила подруга. – Ну тогда и я с тобой!
– Давай! – промямлила я. – На пару веселее к психотерапевтам ходить, если и с твоей мамой что-нибудь случится! Оптом, пожалуй, и дешевле будет…
– Ну, может, мы обернемся быстро… – неуверенно произнесла Рита…
