Для родных и подружек - страница 2



Татьяна помимо своей основной работы бралась за любую другую, лишь бы платили. Она обстирывала половину двора, гладила белье, мыла полы и окна. И делала она все быстро и складно. Убиралась она и у нас. И каждый раз, когда она приходила с черно-синими подтеками под обоими глазами, моя мама ее спрашивала: «Сколько же ты все это будешь терпеть? Почему ты его не выгонишь?» Потупив глаза и помолчав некоторое время, она отвечала всегда одно и то же: «Красивый! Сволочь…»

У пословицы «Любовь зла, полюбишь и козла» есть продолжение: любовь пройдет, а козел останется. У Тани был тот редкий случай, когда остался не только козел, но и, по-видимому, любовь, и любовь настоящая. За что она его любила? Кто может ответить на этот вопрос? Это вечно пьяное, опустившееся, уродливое существо было для нее всем. Наверное, это и есть настоящая любовь, когда любят не за что-то, а невзирая ни на что.

Ну ты и попал, мужик!

Говорят, что лучше плохо отдыхать, чем хорошо работать. Это вряд ли можно считать аксиомой, ведь существуют трудоголики, они могут с этим не согласиться. Но никто не оспорит утверждение, что нет ничего лучше, чем хорошо отдыхать. Это был именно тот случай. Две подружки, Катя и Нора, не просто хорошо, а очень хорошо отдохнули в доме отдыха на берегу моря. И было это очень давно, в 50-е годы прошлого века.

Все было чудесно, им всего по 18 лет, обе ничего, да и в той смене почти не было девушек, а парней уйма. Одним словом, они были нарасхват, что делало солнце более ярким, а воду – более ласковой. Одним словом, они были ужасно довольны. И вот что случилось в последний день их пребывания в доме отдыха.

Танцы закончились, и Кате вдруг пришла мысль пойти искупаться напоследок – фосфорнуться, как они это называли. Сказано – сделано. Катя, Нора и трое молодых людей направились к выходу из зала, как вдруг к ним подошел один из отдыхающих (они не были с ним знакомы, но знали, что он из их дома отдыха) и спросил, можно ли и ему пойти с ними. Они удивились, но, конечно, сказали, что можно. Ему было лет 45—50, и для них он был уже глубокий старик, что ему делать на море ночью? Но не откажешь же!

Вся команда вышла на набережную и отправилась к пляжу. Ночь была волшебная. Луны не было, но от этого только ярче сияли звезды на черном бархатном небе. Легкий теплый ветерок ласкал кожу. Очарование южной летней ночи вообще не поддается описанию. А какие запахи! И тихий плеск моря, иногда чуть-чуть заглушаемый потрескиванием цикад.

Наконец они подошли к пляжу. В конце его был маленький ресторанчик-поплавок, где можно было выпить домашнего вина и съесть очень вкусные чебуреки. Там еще были посетители, и ярко горели огни, окаймлявшие поплавок по периметру. Из-за этого внизу около поплавка ничего не было видно. А молодежь именно там собиралась купаться, потому что всегда купалась там. Они начали раздеваться, и кто-то вдруг сказал: «Тут так темно, что пока мы будем плавать, нашу одежду украдут». «Меня это не пугает, – сказала Катя. – У меня такой старый сарафан, что завтра, рассмотрев его при свете, мне его вернут. Да еще боюсь, что отлупят за то, что из-за такого тряпья они нарушили закон». И с этими словами она и ее молодой человек пошли в море. Они уплыли не очень далеко, когда с берега стали доноситься какие-то странные звуки. Прислушавшись, они поняли, что их зовут обратно. Делать нечего, пришлось вернуться. На берегу они застали следующую картину: из всех оставленных там вещей на песке лежал только Катин сарафан. Нора стояла неподвижно, она была в шоке. Ребята молчали, а примкнувший к ним отдыхающий делал круги по песку, вздрагивал и бил себя по бедрам, хватался за голову и шептал какое-то слово. Прислушавшись, они поняли, что это было слово партбилет. Все вещи украли. Очевидно, воры слышали то, что сказала Катя перед тем, как пойти купаться. Наверное, они ей поверили и ее сарафан не взяли. А у отдыхающего, который пошел с молодежью купаться (имени его они так и не узнали), в брюках был партбилет. И его тоже украли. Потеря партбилета в СССР считалась тяжким преступлением. И бедный мужчина был совершенно невменяем.