Что же делать? Кто-то предложил пойти в милицию. Но Нора сказала, что по городу в купальнике она не пойдет. «Надень мой сарафан, а я пойду так. Подумаешь, какое дело!» – сказала Катя. Нора надела Катин сарафан, и вся компания отправилась в милицию. Было уже поздно, и народу на улицах было мало, но те, кто их видел, удивленно оборачивались или даже останавливались. Четверо людей в купальниках, один из которых исполняет какой-то ритуальный танец, и одна очень грустная – было жалко украденного нового платья – в сарафане. Вдруг их новый знакомый остановился, схватился обеими руками за голову и вскрикнул: «Лера! Лера!» Никто ничего не понял. Его спросили, кого он зовет, и он заплакал. «Лера – моя жена, она беременна. И когда начнут разбирать дело о партбилете, выяснится, что его украли, когда я ночью с девушками пошел купаться. Она решит, что я ей изменял. Она никогда не поверит, что ничего не было». Утешить его было совершенно невозможно, да и, в общем-то, он, наверное, был прав. А какая жена поверила бы?
И в это время они подошли к милиции. Там стали снимать показания. Начался просто цирк, очень похожий на миниатюру Жванецкого «Авас». Первую начали спрашивать Катю. «Что у вас пропало?» – «Ничего!» – «А почему вы голая?» – «Потому что моя подруга не хотела идти голой по городу, и я отдала ей свой сарафан». – «Так что же у вас пропало?» – «Ничего». – «А зачем же вы пришли в милицию?» И дальше по кругу. И длилось это достаточно долго. Но самое смешное началось, когда очередь дошла до будущего папы. Он говорил только одно, что нужно записать в протокол, что с этими девушками у него ничего не было. И когда он повторил это в пятый или шестой раз, один из милиционеров тихо, но убежденно сказал: «А зря! Они вполне ничего!» Хохот потряс всю комнату.
В конце концов все разъяснилось, и вся компания отправилась в дом отдыха. Оказалось, что в милицию они ходили не зря: воров в ту же ночь поймали и все вещи прислали в Москву. Как кончилось дело с партбилетом и беременной женой, никто так и не узнал.
Оля любила ездить поездом. В купе было уютно. Как всегда, на столе изобилие продуктов: жареная курица, вкусные бабушкины пирожки, вареные яйца, фрукты и много еще чего другого. Она ехала отдыхать с мамой и бабушкой в Феодосию. Четвертым в купе оказался молодой человек, звали его Игорь, лет ему было 27—28, и он тоже ехал в Феодосию. Там должны были пройти соревнования по парусному спорту. Очень скоро они уже знали, что он чемпион СССР прошлого года по этому виду спорта. Он был невысокий, складный, со светлыми вьющимися волосами и очень приятным лицом. Делать было нечего, и через два часа пути они уже знали друг о друге практически все. Он пообещал покатать всех на яхте, как только они приедут в Феодосию. И на следующий день Игорь повез Олю кататься на яхте. Катание на паруснике – это совершенно сказочное наслаждение. В абсолютной тишине, нарушаемой лишь тихим плеском воды за яхтой, она быстро и легко скользит по морской глади. Кажется, что ты попал в сказку. Будучи профессионалом, Игорь показал все, на что способна парусная яхта. То быстрое и плавное скольжение по прямой, то резкие повороты, то яхта почти лежит на боку. Словами это описать невозможно, через это надо пройти, чтобы это воспоминание осталось у вас на всю жизнь.
На следующий день они пошли на пляж, и тут Олю ожидало открытие. Когда Игорь снял брюки, она увидела, что у него по колено нет правой ноги. Там был протез. Он слегка прихрамывал, но ей и в голову не приходило, что у него нет ноги. Представить себе, что человек без ноги мог так ловко и быстро двигаться по яхте и управляться с парусами, было просто невозможно. А он спокойно снял протез и попрыгал к воде. Он был абсолютно спокоен! Какой же он молодец! Оля была потрясена. Люди с интересом смотрели и на него, и на нее. А он уже был в воде и чувствовал себя там как рыба. Он не испытывал никакого стеснения, во всяком случае, не показывал его, он не принимал никакой жалости. Он, наверное, потерял ногу на войне, конечно, страшная беда, но он справился со своим горем! Он победил! Он жил как здоровые люди. Чего ему это стоило, знал только он, и он не хотел, чтобы кто-нибудь еще был в курсе.
