Дмитрий - страница 7



– Да, все тут, – Дмитрий положил руку себе на грудь.

– Ну, тогда до свидания, и удачи тебе!

– Погоди, Гришка, не будоражь казаков, пока я не встречусь с польскими дворянами.

– Даю тебе месяц – пойдет?

– Думаю, да.

– Отлично, тогда месяц.

– Стало быть, месяц с сегодняшнего дня.

– Прощай, царевич Дмитрий Иванович. Да хранят тебя святые, особенно святые братья Борис и Глеб. Удачи тебе! – добавил он с усмешкой и вышел из комнаты.

Оставшись один, Дмитрий погрузился в раздумья.

– Письмо еврея, перстень и алмазный крест – это немного. Как сказал старый чернец из Киева, игра для смельчаков. Бессмысленно. Я будто сошел с ума! Отрепьев точно безумец. Но нет, я-то не сумасшедший. Милостивые святые! помогите своему потомку, сейчас или никогда. Да, мир сказал бы, что я сошел с ума. Но скажут ли они то же самое, когда … то есть, если… если…

И он вышел.

VII

Славные жители Брагина15 выбежали из своих домов, когда князь Адам Вишневецкий и его блестящий кортеж с грохотом промчались по главной улице, под гудение рогов и крики охотников, возвращавшихся в замок. Двигаясь элегантной рысью, кавалькада резко повернула направо сразу за деревней и через пару минут прошла под аркой во двор старинного литовского замка.

Князь спрыгнул с лошади и бросил поводья пажу.

– Бем! – крикнул он старшему охотнику? – Займись Матиасом. Бедное животное, второй медведь чуть не разорвал его на куски. Не хотел бы я его потерять, хоть бы мне предложили всю Курляндию16! И он взбежал по ступенькам с довольным выражением лица человека, выигравшего в состязании.

Когда он быстрым шагом шел по залу, лакей, угодливо поклонившись, обратился к нему.

– Ясновельможный пан, преподобный отец Сисмонди два часа ожидает возвращения вашей светлости. Он говорит, дело огромной важности.

– Проводи его ко мне, – сказал князь, – немедленно. Я буду в галерее Ягеллонов17.

Пять минут спустя слуга провел духовника в длинную галерею, украшенную портретами династии Ягеллонов, которой она и была обязана своим названием.

– Святой отец! – воскликнул Вишневецкий. – В чем дело? Вы выглядите обеспокоенным.

– Ясновельможный пан, – сказал духовник, садясь на место, на которое князь жестом указал ему, – новости, которые я принес, столь необычны, что даже не знаю, с чего начать. Кажется, вы недавно наняли нового конюха?

– Да, Яблонского. Что с ним? Он не появился сегодня, и я решил, что он болен.

– Ваша светлость, как я уже сказал, дело настолько странное, что я не могу подобрать слов. Вы наблюдали за этим молодым человеком?

– Я не заметил в нем ничего особенного, – сказал князь. – Я велел Бему проэкзаменовать его, и, поскольку он сообщил, что тот вполне подходит для этой должности, я нанял его без дальнейших расспросов.

– Князь Адам, – сказал иезуит, – молодой человек… боюсь, вы подумаете, что я брежу, но дело вот в чем… молодой человек сообщил мне секрет такой важности, что, хоть я не новичок в исповедальне, должен признаться, ничего подобного мне раньше не приходилось слышать. Хотя по правилам моего Ордена я обязан похоронить тайну в своей груди, я уговорил молодого человека позволить мне немедленно все рассказать вашей светлости.

– Полно, святой отец! К чему это долгое вступление?

– Видите ли, ваша светлость, этот юноша утверждает, что является законным царем Московии.

– Да он, похоже, сошел с ума!

– И я так подумал, хоть он и кажется вполне вменяемым. Тем не менее, это была моя первая мысль – первая, говорю я, ибо признаюсь, я наполовину склонен думать, что в его словах что-то есть.