Фридрих(содрогаясь): Боже мой, сударыня, не слишком ли сейчас ранний час для таких видений? А вы, слышите, Ганс Альберт? Не пытайтесь меня напугать! Волосатый вы или нет, ничего у вас не выйдет!
Ганс Альберт(в изумлении): А? Что? Как?
Анаэ(хохочет): Ах, ну разве этот пригожий, богатый и любезный юноша еще и не забавен?
Ганс Альберт(вставая с четверенек, обиженно): Не вижу ничего смешного!
Анаэ: Ты никогда ничего не видишь… На четвереньках! Ну что? Мы идем на охоту, господа?
Фридрих(встревоженно): Если я правильно понял… нам надо будет отказаться от этой великолепной добычи? Это будет первый раз, когда злодей, будь он четвероног или двуног… э-э-э… ускользнет по моей же воле от моего справедливого возмездия!
Анаэ: Знаю, что вам это будет нелегко, сударь, но что уж тут поделать? Я пообещала моим подданным, простите, моим крестьянам, взять их с собой на эту волчицу. Эта дрянь сожрала у них в один присест троих самцов, потом одну самку, а потом еще и шестерых грудных детенышей. Я говорю о двуногих – о моих крестьянах! Эти люди ужасно злы на нее, на волчицу то есть, и это понятно. Сегодня наша единственная задача – найти ее и сделать так, чтобы она нас не заметила. Я поклялась, что разделю с ними радость победы!
Фридрих(ободрившись): Значит, ату ее! Ату ее! Не будем ее трогать! И эту жертву я принесу вашим прекрасным глазам, сударыня!
Они медленно выходят из комнаты. Слева слышится топот удаляющейся кавалькады, затем справа – приближающейся. На колокольне вдали звонят пять часов. Входят барон Корнелиус, его жена Адель, за ними пастор.
Пастор: Ау! Ау! Фройляйн Вайбург!
Корнелиус: Это еще что за имя?
Пастор: Фройляйн Вайбург приняла имя и титул вашей матушки полгода назад, господин граф[2]. После того как Корнелиус фон Бельдт получил рогатиной в морду.
Корнелиус: Что? Что такое вы говорите?
Пастор: Ах да, простите великодушно, господин граф, ваша сестрица последние месяцы звала Корнелиусом фон Бельдтом огромного медведя, который разорял ульи с пчелами и пожирал мед. Она говорила, что его храбрость, его упрямство, а также профиль неудержимо напоминают ей вас. (Пастор пояснительным жестом обводит рукой вокруг своего лица и снова извиняется.) Так вот, короче, когда она убила его рогатиной или рапирой, уж не знаю чем, она решила поменять имя на Вайбург, но я уверен, что это временно.
Корнелиус: Бедная сестра! Вы слышали это, Адель? (Повторяет жест пастора.) Медвежья морда! У меня! Ну и ну, лестное сравнение! Вы не находите, что это не слишком лестно для нас, нет?
Адель: Да, конечно. Но если среди родственников сходство встречается часто, оно совсем не обязательно для супругов, друг мой. Так что, следуя логике, у меня нет медвежьей морды! Впрочем, как я вижу, ваша сестрица по-прежнему погружена в охоту, купается в крови – во всей этой дикости, как обычно.
Корнелиус: Охота бывает разная, дорогая женушка, и самая дикая не обязательно груба!
Пастор: Тсс! Тсс! Тсс! Не начинайте, мои агнцы! Овечки Христовы…
Адель(перебивая его): Кстати, об овечках. Странно, но, как только я сюда попадаю, мне сразу хочется блеять. Думаю, овечки недолго заживаются здесь – в этом краю и в этом имении…
Корнелиус: Напротив! У Анаэ они доживают до глубоких седин. Да, а что это за новый ухажер у моей сестрицы, господин аббат? Это опять благодаря вам он путается у нее в юбках?
Адель: В юбках? Вы хотите сказать, в сапогах, да?
