Читать онлайн Лев Кузьминский - Дневник невидимки

Сегодня я была пятном. Птичий помет пролетел над улицей. Дома я отмыла плечо.

Невидимка должна быть аккуратной. Я не такая. Я пачкаюсь шоколадом и сажусь на окрашенные лавки. И думаю: вот везет видимым! Они могут ходить с зубной пастой на губах или с грязью под ногтями, как мой одноклассник Робкий Рома. Живут полной жизнью.

Я родилась 14 июня 2007 года. Знаю по рассказам родителей, что в тот момент акушерка закричала. Домой меня везли в такси. Там кричала уже я. Мама и папа пытались меня успокоить, гладили по голове, с трудом понимая, где она у меня. Разок даже уронили на пол. Водитель с ужасом посматривал в зеркало заднего вида, но мама и папа не были так уж напуганы. И со временем я узнала почему. Но пока лень об этом рассказывать.

Дома мама надела мне маечку и штанишки, повязала на лоб платочек. Памперс тоже надела. Родители не теряли меня благодаря одежде. На стене в коридоре висит фотография, где детская маечка выглядывает из коляски, а мама улыбается, глядя в ее сторону.

Приехала тучная тетка, которая должна была зарегистрировать новорожденную. Она была в шоке, быстро заполнила бумажки и убежала. Нет в документах пункта про невидимость – ну и прекрасно, бюрократическая машина пилила дальше в пропасть. Чиновники решили просто забыть о том, что я существую. У них была куча дел, мной никто не хотел заниматься.

Камка гуляет по столу, пока я это пишу. Я тронула ее за хвост. Все думаю ее напугать, но она не боится. Она смотрит мне в глаза, будто видит меня. Но даже если так, разве у нее узнаешь, какая я. Я знаю форму тела и головы – когда моюсь, они видны. Но цвета глаз, волос, кожи я до сих пор не знаю. И можно ли вообще говорить о цвете? Я много об этом думала, но так и не разобралась. Если бы какой-то ученый мной занялся, он, может, ответил бы на мои вопросы. Но всем все равно. Иногда просто поражает, насколько люди в нашем городе друг к другу безразличны. Только у нас с Камкой любовь. Полное имя у нее Недотыкомка, а фамилия Серая, почти как у нас. Так ее папа назвал.

Мы с Камкой зеваем. Расскажу еще про детский сад, и на сегодня всё. Но, дорогой дневник, обещаю, завтра вернусь к тебе снова. Не как всегда. Ну так вот, родители долго обсуждали, как представить меня детям и воспитательницам в саду. Было три варианта:

1. Сразу сказать, что я невидимая.

2. Попытаться это скрыть: надеть на меня маску, солнечные очки, длинные перчатки.

3. Вообще не отправлять меня никуда и разрешить играть целыми днями в планшет.

Третий вариант был мой. Мама попыталась нацепить на меня маску Маши из «Маши и Медведя» и напялить солнечные очки, но я сразу заплакала. В общем, решили не дурачить народ и представить меня, как есть – невидимой. Надели комбинезон, нарядную маечку и повязали яркий платочек на голову. Воспитательницы сначала удивлялись, а потом привыкли. Дети тоже. Они совсем быстро. Скорее я их стеснялась. Особенно когда воспитательницы нами не занимались и мы должны были играть на площадке. Мальчики вынимали биониклов. Роботы так умно болтали.

– Нет, огненная лука, ты плоиглаешь!

А в другой части площадки девочки занимались куклами. Девочки были такие красивые, аккуратные. А я что? Ничто. Если замолчу, меня и нет вовсе. Я ходила вокруг площадки. Думала, может, кто-то вспомнит обо мне и позовет играть. Но нет, им было все равно. У меня было то, что психолог потом назвал «социальная тревожность». Таких слов я не знала, но, сколько себя помню, жила в напряжении. В конце концов я уставала ходить кругами и садилась на скамейку. Я плакала, и невидимые слезы – бам-бам – капали на скамейку. «Кажется, будет дождь», – говорила Анна Юрьевна или Анастасия Ивановна.

На прогулках я стала снимать с себя одежду и спускала ленточку с головы. Не хотите меня видеть? Ну и пожалуйста! Бедные воспитательницы намучились, пытаясь меня найти. Чаще всего я сама сдавалась: подбегала к Анне Юрьевне или Анастасии Ивановне и кусала их за ноги. Ну легонечко. Они визжали, бедные, все равно. Анастасия Ивановна каждый раз говорила: «Меня сейчас удар хватит». Бедная Анастасия Ивановна! Сначала укус, а потом еще и удар!..

Хе-хе. Что-то шуточки пошли отстойные… пора спать. Дневник, ты тоже спи. Вспомнили далекое детсадовское прошлое; завтра расскажу о том, как живу сейчас.

Мы с Камкой вчера не уснули – смотрели ютуберов. Иногда нам с Камкой кажется, что видеоблогеры наши друзья. Мы их с интересом слушаем, смеемся с ними, скучаем по ним, когда долго не видим. С обычными людьми все по-другому. Разве что с папой я дружу.

Я узнала школьное расписание и пошла на уроки. Я не обязана ходить туда вместе со всеми. У меня справочка: «Переведена на надомное обучение в связи с диагнозом генерализованное тревожное расстройство с социофобической симптоматикой». Школьные учителя занимаются со мной индивидуально. Им даже платят за это дополнительно. Но я могу посещать и общие занятия – скорее всего, меня не заметят.

Я надела свою невидимую рубашку, невидимые штаны. На ноги нацепила невидимые носочки. И обула невидимые ботинки. Легкие, почти бесшумные туфли. Чуть позже расскажу, откуда у меня все это добро.

Шла до школы я по газонам, там не слышно. Я стараюсь лишний раз не пугать прохожих. А в школе можно не прятаться: меня все знают. Я пролезла под турникетом у входа, прошла раздевалку и направилась по лестнице на третий этаж. Меня догнала Красотка Катя. У нее густые черные волосы. Она всегда носит белую рубашку, черную юбку. На шее у нее белое ожерелье, а в ушах серебряные сережки.

– Привет, Димка, – сказала она. – Как дела?

Димка – мое школьное прозвище. Им же буду пользоваться в дневнике, потому что не хочу лишний раз видеть свое имя.

– Нормально, – ответила я.

– Ничего не замечаешь? – спросила Красотка Катя.

Она выдвинула ногу вперед.

– Э-э-э, – сказала я.

– Я загорела! Я ездила к родителям в Сочи, весь день валялась на пляже.

– Круто.

– А ты ездила куда-нибудь? – спросила она. – Или сидела дома, книжки читала?

– Да.

– Тебе не было скучно?

Я бы могла многое ответить Красотке Кате. Что можно сидеть в комнате, плевать в стену и провести лето лучше, чем в Сочи. Что отдыхать ездят все подряд, потому что так принято. Но я ответила «да», или «ага», или что я там обычно отвечаю. За лето я отвыкла от общения и потому растерялась.

Мы поднялись к кабинету химии. У класса Красотку Катю встретили одноклассницы: две Лины Малины, в черных длинных платьях, и Малышка Маша, в розовых очках. Они стали обниматься и фотографироваться с Красоткой Катей. Потом выложили снимки в каналы в телеге. У Красотки Кати больше всего подписчиков. Да, я проверяю, сколько у них фолловеров, можешь меня осуждать, дневник. У Красотки Кати 253, у Лин Малин (Эвелины и Ангелины) по 50, у Малышки Маши 10, она пока не доросла до коллег, хотя контент тот же: фото и короткие видео друг с другом. Ради интереса посмотрела последний ролик на Катином канале: она снимает учителя, который что-то объясняет у доски. Потом переключает камеру на себя и подруг. У них скучающие лица. Все лайкают.

Я могла бы, как и приятельницы Красотки Кати, завидовать ее популярности. Но есть один момент: я невидимка. Я не могу снимать видео с собой. Я не красивая и не некрасивая. Я никакая. И я счастлива, что я никакая. Я рада быть вне этого унылого соревнования. Я могу ходить с любым лицом и козявками в носу, и никто этого не увидит.

Я зашла в класс и села за последнюю парту, скрипнув стулом. Сосед Робкий Рома поздоровался со мной. Он, кстати, назвал меня настоящим именем, не Димкой.

Робкий Рома напротив химических формул в тетради рисовал человечка с пистолетом. Как и другие мои одноклассники, он пользовался одной и той же тетрадью по всем предметам сразу.

Робкий Рома носил белые рубашки. На губах у него часто была зубная паста, а руки заляпаны синими чернилами.

Урок начался. Учительница по химии в малиновой кофте вошла в класс. Она оглядела собравшихся и сказала, что рада провести с нами еще один год.

– Я хотел бы быть как ты, – пробурчал Робкий Рома.

– Как я? – сказала я.

– Чтобы учителя меня не спрашивали. Чтобы парни не трогали, девочки не смотрели на меня…

Говоря это, он одним ногтем выковыривал грязь из-под другого.

Химичка уставилась на Робкого Рому.

– Рома! О чем шушукаемся, да еще и с привидениями? – спросила химичка. – Первый учебный день, а уже разговорчики. Рома, дорогой, а бери-ка сразу мелок, а?

Робкий Рома встал и направился к зеленой доске. Дурной Даня, парень с первой парты, слегка пнул Робкого Рому ногой. Класс засмеялся.

– Даня! – сказала химичка. – Ты следующий!

– Сами стойте у доски, Светлана Борисовна, – сказал Дурной Даня. – Вам за это платят!

Дурной Даня был красивый мальчик в серой толстовке и золотистых очках. Химичка поглядела на него так удивленно, как будто раньше ничего подобного не слышала. Как будто прошлый год вылетел у нее из головы. Класс опять засмеялся.

– Что ты сказал? – сказала она. – Даня, дорогой, а давай-ка сразу к директору, а?

Дурной Даня вынул из пенала ластик, обслюнявил со всех сторон и бросил химичке в лоб. Промазал, но дети все равно заржали. Если бы попал, их бы, наверно, постигла участь Анастасии Ивановны – удар. Химичка сделала вид, что ничего не заметила.

Робкий Рома ковырялся у доски. Тусклый мелок уныло скрипел. Химичка тоже повернулась к доске и сказала:

– Неверно! Неверно! Переписывай!

Робкий Рома стер написанное мокрой тряпкой. Доска стала сырой. Когда он стал писать снова, мелок едва проступал на мокрой поверхности. Потом химичка снова потребовала, чтобы Робкий Рома переписал. Робкий Рома опять вытер доску тряпкой, доска стала совсем мокрой, и, как Робкий Рома ни жал на мелок, он писал практически невидимо. Так прошел урок химии.

Ближе к концу занятия другой хамоватый мальчик – Страшный Серый – швырнул в химичку ручкой. На этот раз в яблочко. Светлана Борисовна схватилась за лоб и покраснела, как оксид железа. Класс замолк. Красотка Катя включила камеру.

– Так, а ну-ка быстро к директору! – заорала химичка. – Я еще год так работать не буду!

Но тут прозвенел звонок.

– Да пошла ты, дура старая, – сказал Страшный Серый, собрал портфель и выбежал из класса.

Все засмеялись. Кто-то еще кинул в химичку ручкой. Светлана Борисовна схватилась за голову.

– Звонок для учителя! – крикнула химичка. – Всем стоять!

Но дети уже выскочили из-за парт и направились к выходу. Красотка Катя, улыбаясь, снимала гнев химички на камеру. Я сидела тихо. Мне хотелось от стыда под землю провалиться. Робкий Рома тоже собрал портфель.

– Пока! – сказал мне Робкий Рома. – Эй, ты тут? Или ты…

Я промолчала. Робкий Рома пожал плечами и пошел к двери. Там его остановил Дурной Даня.

– Привет, – добродушно сказал Дурной Даня. Он всегда говорил милым спокойным голосом. – Пойдешь с нами в футбик?

– Нет, мне домой надо…

– Ты в прошлом году пропускал, давай теперь, отыграешься! – сказал Страшный Серый.

Робкий Рома почесал голову и пошел за ними.

Прошло пять минут. В классе из учеников осталась только я. Я хотела убедиться, что больше никого из них не услышу, никого не увижу, ни с кем не пересекусь, ни с кем случайно не соприкоснусь. Я встала со стула и направилась к выходу. Но тут услышала всхлип. Светлана Борисовна достала из кармана платочек. Она облокотилась на стол и плакала. Я застыла на месте. Не знаю, сколько она скулила. Казалось, вечность. Потом она ушла в комнатку, где лежали материалы для урока, и захлопнула дверь. Я шмыгнула из класса.