Дневник незначительного лица - страница 3

– Вот и хорошо – путники bona fide[1].

Мы добрались; я хотел войти, привратник спросил:

– Откудова?

Я ответил:

– Из Холлоуэя.

И тут же он поднял руку и преградил мне путь. Я быстро оглянулся и увидел, что Стиллбрук, а за ним Туттерс и Тамм направляются к входу.

Я смотрел на них и предвкушал, как славно сейчас над ними посмеюсь. Я услышал вопрос привратника:

– Откудова?

И вдруг, к моему удивлению, к моему возмущению даже, Стиллбрук ответил:

– Из Блэкхиза.

И все трое немедля были впущены.

Тамм крикнул мне из-за ворот:

– Мы на одну минуточку!

Вниз с холма

Я их прождал чуть ли не целый час. Появившись наконец, все трое были в весьма веселом настроении. И единственный, кто попытался извиниться, был мистер Стиллбрук, он мне сказал:

– Долгонько же мы вас продержали, но пришлось повторить виски с содовой.

Весь обратный путь прошел я в полном молчании. Ну о чем я мог с ними разговаривать? Весь вечер у меня на душе кошки скребли, однако я почел за благо ничего не рассказывать Кэрри.

После службы занялся садоводством. Когда стемнело, я решил написать Тамму и Туттерсу (ни один не показывался, как ни странно; может быть, они устыдились своего поведения) насчет вчерашнего происшествия в «Сивой Кобыле». Потом решил им не писать – покуда.

Думал, не написать ли записочку Тамму и Туттерсу относительно минувшего воскресенья и предостеречь их от этого мистера Стиллбрука. По зрелом размышлении, порвал письмо и решил вообще не писать, но спокойно с ними переговорить. Был как громом поражен, получив резкое письмо от Тамма, извещающее меня, что оба они с Туттерсом ожидали, что я (я!) объясню свое непостижимое поведение по дороге домой в воскресенье. В конце концов, я написал: «Я считал себя оскорбленной стороной, но я искренне вас прощаю, вам – чувствуя себя оскорбленными – тоже следует меня простить». Переписываю в дневник дословно, ибо, по моему мнению, это одна из самых продуманных и отточенных фраз, какие случалось мне писать в моей жизни. Отправил письмо, хоть было некоторое сомнение, не извиняюсь ли я, в сущности, за то, что меня же оскорбили.

Простудился. Весь день чихал на службе. Вечером насморк разыгрался непереносимо, и я послал Сару за бутылочкой декохта. Заснул в кресле, и когда проснулся, меня знобило. Вздрогнул от громкого стука в парадную дверь. Кэрри ужасно разволновалась, Сара еще не воротилась, а потому я сам встал, открыл дверь и обнаружил на пороге всего-навсего Туттерса. Вспомнил, что посыльный из бакалеи снова испортил звонок у бокового входа. Туттерс крепко сжал мне руку и сказал:

– Только что видел Тамма. Все в порядке. И больше не будем об этом.

Не остается ни малейшего сомнения – оба сочли, что я перед ними извинился.

К «Сивой Кобыле»

Мы с Туттерсом сели играть в гостиной в домино, и скоро он сказал:

– Да, кстати, не нужно ли вам вина или чего покрепче? Мой кузен Мертон недавно занялся винной торговлей, и предлагает великолепный виски, четыре года выдержки в бутылке, по тридцать восемь шиллингов за дюжину. Вам бы не мешало раздобыться одной-другой дюжиной.

Вот вам, сэр, бакалейщик говорит, декохт мол весь вышел, так ему и это подойдет – по два шиллинга бутылка

На это я отвечал, что мои погреба хоть и не обширны, однако же полны. К ужасу моему в эту самую минуту входит в гостиную Сара и, плюхнув перед нами бутылку виски, обернутую в грязный клок газеты, объявляет: