– Пожалуйста, – взмолилась Сатилия, глядя в его тёмно-карие глаза, – хоть ты и дал клятву, но я хочу побывать на родине своей покойной матери.
– Вы хотите сказать, что Ваша мать – королева Марса была землянкой? – теперь изумлению дворецкого не было предела.
Она сняла перстень с левого безымянного пальца и протянула его слуге.
– Перстень мне достался от матери, отец всегда говорил, что это – священная реликвия её древнего рода.
Мистрис принялся разглядывать маленькое совершенство ювелирного искусства. Камень был сделан в виде круга, а в его центре на совершенно чёрном фоне в потоке звёзд плавала Земля – голубая жемчужина космоса, она была гораздо нежнее, чем красный агрессивный Марс.
– Неужели это правда? – спросил Мистрис, возвращая перстень его владелице.
Сатилия кивнула.
– Если ты предан мне, то должен сохранить эту тайну навсегда.
– Сюда кто-то идёт, нам нужно поторопиться, наверное, обход стражи.
Они оглянулись на Формозу, регистрирующую в своём совершенном электронном слуховом аппарате малейший шорох.
– Встаньте, принцесса, Вам не к месту стоять передо мною на коленях. Мы летим, но только в том случае, если я буду сопровождать Вас.
Ночное небо с мириадами звёзд улыбнулось ей, и где-то там вдалеке мелькнула далёкая голубая планета.
«Здравствуй», – прошептала она ей
«Здравствуй», – ответила Сатилия.
Серебристый космолёт покинул Марс, и вскоре все трое они очутились среди безбрежного тёмного пространства космоса.
«Простите, отец», – думала Сатилия, приближаясь к земной орбите, – но я должна была сделать это. Меня позвало моё сердце».
…И прозрачная речка под небом стелется,
И оранжевой стала земля от заката,
Может, когда-нибудь в счастье поверится,
Может, поверится в Радость когда-то.
Голубое небо от ветра задёргалось,
И ушли в пустоту все мечтанья,
Возле дома завыла мохнатая борзая,
Порыву души, увы, нет названья.
Ты заставь свои слёзы рассыпаться,
Улетай же скорее, отчаянье.
Где-то боль твоя как песок снова сыплется.
Какое порыву души название?
Ты попробуй увидеть горящее Солнце
И почувствуй плечо надёжное,
От беды, милый мой, поскорее укройся,
Улыбнуться чтоб миру безбожному.
Ты найди лишь того, кто зажжёт твою душу,
Твоё сердце зажжёт навечно,
Кто покой твой нигде, никогда не нарушит
И покажет путь тебе млечный.
А прозрачная речка, увы, стала сизою,
А прозрачное небо, увы, стало дымкой,
И давно Храм покрылся, увы, чёрной ризою,
Стал твой друг давно невидимкой…
…В это бурное жестокое время так бывает важно, чтобы рядом с тобой был кто-то, кто бы тебя всегда поддержал и никогда не осудил бы. Однозначно, это должен быть очень сильный человек, «не продажный», который даже в мыслях не смел бы продать тебя, твои интересы, твои взгляды, мечты и всё то, что ты ему доверял, за бумажки со штампом «Центральный банк РФ».
Почему сейчас практически не осталось верных друзей, и мир превратился в грязную помойку, где каждый сидит на другом и «пьёт кровь», превращающуюся в эти самые штампованные бумажки? Потому что не осталось ни одного сильного человека.
Тебя осудят за твои взгляды, потому что кому-то тоже плохо. Никто не понимает, что взгляды могут формироваться под воздействием обстоятельств. Если эти взгляды могут причинить кому-то боль, правильным было бы не осуждение, а помощь человеку понять его ошибку. Настоящий друг никогда не осудит, он поможет. Так хотелось бы иметь друга, оптимиста по натуре, потому что мне не хватает своих сил самой стать такой, какой я мечтаю видеть кого-нибудь рядом с собой. Я больна от этого жестокого мира, и мне кажется, надёжный человек обитает где-нибудь в запредельном пространстве иного мира, а не здесь. В реальном мире трудно, ибо тут слишком много боли, здесь царит единственный закон: «Выживи и утопи другого». Люди похожи на толкающихся локтями существ, топчущих друг друга. Ты ищешь настойчиво друга, спутника, любовь и обманываешься, набивая шишки, ибо всего этого давно уже нет и не будет…
