Дневник прожигателя жизни - страница 14



Не знаю, что может быть хуже для родителей, чем видеть своего ребенка в поломанном состоянии. Наверное, только смерть этого ребенка.

Избитый сын лежит на больничной койке, а рядом с ним, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться в голос, стоят его родители. Трогательная картина. Но меня больше волновало, что же находиться из еды в пакете, который держал в руках отец. А еще я хотел в туалет. Уже практически нестерпимо хотел в туалет.

– Как ты себя чувствуешь? – высморкавшись, спросила мама.

– Ничего, – сухо ответил я, – нормально.

Мама лишь жалостливо смотрела на меня и, не переставая, гладила мою голову. Папа тоже не знал, о чем говорить. Он еще раз дотронулся до моей руки и крепко сжал ее. В его глазах я прочитал «Держись!»

– Только вот, кажется, действие обезболивающих заканчивается. – Решил я прервать паузу. – Сломанные ребра нестерпимо уже горят, да и глаз разбитый тоже начитает побаливать. И хрен знает, как тут сестру позвать.

Папа ну очень строгим взглядом пронзил меня, но решил, сейчас не время учить меня, что я должен выбирать выражения, особенно, когда говорю в присутствии дамы.

– Да и поесть ни разу не приносили, а голодный как волк. И трясет меня – врач сказал, как раз от голода.

– Золотко, извини, – начала оправдываться мама, – это мы попросили ничего не давать тебе кушать, пока мы не приедем. Я хотела сама тебя накормить – а то неизвестно еще из каких продуктов тебе тут наготовят.

Она засуетилась, будто собирала все самое необходимое при объявлении воздушной атаки, только сейчас ей нужно было доставать вещи, а не убирать. Из пакета полезла куча всего. Как там столько уместилось – одному Богу известно. Какие-то булки, йогурты, кефир, яблоки, консервированный ананас и многое другое. Я сразу задумался, можно ли мне сейчас это все есть, и имеется ли какая-нибудь диета на мой случай, но желание что-нибудь проглотить затмило эти мысли.

– Только, – я замолчал и отвел взгляд, потом продолжил, – я хотел бы поесть в одиночестве.

– Хорошо-хорошо. – Протараторила мама и еще раз обняла меня. – Я так тебя люблю! Ты не представляешь, как я распереживалась!

– Мы оба переживали, – сказал отец. – Пока не сказали, что состояние твое улучшилось, не знали и что думать. А мама, – папа выдавил улыбку, – вчера сквозь медсестру ломилась, все хотела хоть увидеть тебя. Я уже подумал, что этой медсестре тоже палата понадобиться. Мать еле удержали.

– Все будет хорошо, любимый, не переживай, – все еще не отпуская меня, сказала мама.

Я путаю или до этого слышал, что это как раз не я тут переживаю? Или она так себя пытается успокоить? Я переживаю лишь о том, когда, наконец, я схожу в туалет и смогу наполнить пустой желудок.

– Что с тобой произошло? – все же решился спросить отец.

Что значит, что со мной произошло?! Я думал, что Вася, его брат и дружки уже в СИЗО и ждут приговора суда! Никто ничего не знает или это родителям только не сообщили?!

– Меня избили. Не видно, что ли? – грубо огрызнулся я.

Больше никто из родителей не поднимал этого вопроса.

Следующие полчаса прошли в атмосфере жалости и печали. «Я тебя люблю» и «Покоя мне не было» от мамы, «Мы все тебя любим» и «Не волнуйся, поправишься» от папы, «Ты не представляешь, как мы переживали» и «Поправляйся быстрее» от обоих звучали несколько раз. И всю эту картину дополнял взор на заплаканную, постоянно высмаркивающуюся, маму и отца, изо всех сил старающегося держаться духом, отталкивающего любые порывы показать, что он сейчас чувствует.