Дневник разведчицы - страница 15

Бабушка была кладезем терпения. Нелегко ей было тянуть на себе трёх сирот, а она пахала днями и ночами. Но в деревне на советскую пенсию много ли вытянешь? В общем, когда мне было 15, она отдала меня в спортивный девичий интернат. Вот уж действительно кровавый спорт, но расскажу по порядку.

Всё началось стараниями школьного физрука. Когда мы бегали на стадионе, смотрел на меня задумчиво, и молча выводил пятёрки в журнале. Однажды пришёл на родительское собрание и сказал бабушке, что у меня способности и надо не упустить шанс. Так я очутилась в интернате. Находился он в захудалом городке, Вяженапасе, но после деревни казалось, будто я попала в Париж. Впрочем, увидеть провинциальные красоты в ту пору не довелось. Почти всегда мы сидели за забором из толстых железных прутьев, покрашенных в зелёный цвет. За ними тянулась улица, вечно озабоченные прохожие на остановке, старые чадящие автобусы. Но для меня там текла настоящая жизнь, и от её созерация чувство тюрьмы было ещё более острым.

В 15 лет я не знала людей, и от чистой души стала делать в спорте всё, на что была способна. Лишь через пару месяцев поняла, что я – белая ворона, лишняя деталь чужой машины, ход которой налажен задолго до меня. Одноклассницы тренировались по нескольку лет, занимались в поте лица, а я, едва придя в интернат, побила все их рекорды в беге. Чужие успехи обижают людей, но разве я могла это знать?

Балтиец вряд ли скажет в лицо то, что думает. В Балтии как в Японии: нужно понимать полувзгляды, полужесты, тонкие оттенки голоса. Тебе скажут "доброе утро" и улыбнутся, но в складках губ, в еле заметном отблеске зрачка можно уловить то, что действительно хотел сказать человек. Насмешка, восхищение, презрение: всё передается языком двойного дна, который мы усваиваем с молодых ногтей. Вряд ли балтиец будет говорить тебе "нет". Он скажет: "над вашим вопросом надо подумать", и будет думать полгода. А когда ты позвонишь, то ответит: "если что-то проясниться, я вам перезвоню".

В спортивном интернате мне никто не сказал, что мной недоволен. Одноклассницы были вежливы и добры. Мне помогали, дотошно объясняя, как надо заправлять кровать и куда ставить зубную щетку в общей умывальной. Я же, наивный ребёнок, делала пробежки, приседания и отжимания. Помнится, кто-то сказал, что скоро соревнования в Сильвине, и там решат, кто попадет в балтийскую сборную. Попасть в сборную было заветной мечтой любой ученицы, ведь это значило аплодисменты, большие стадионы и вожделенную заграницу, таинственную и недостижимую. К этому готовили всех нас, прекрасных юных дам, которых было человек под 100. Но стать счастливицами должны были несколько избранных. Впрочем, я об этом думала мало.

Помню солнечный день и контрольный забег, к которому все готовились так, словно решался исход Третьей мировой войны. Посмотреть на нас приехали большие люди, спортивное начальство из столицы! Помню суетливую разминку в спортзале, доброжелательные и ободряющие взгляды одноклассниц. До выхода остается минут 10, сижу в раздевалке, но симпатичная девчушка вдруг зовет меня в коридор. Спрашивает про свою тетрадку по математике: не видела ли я её? Конечно, я не видела. А тетрадку по балтийскому языку? Я лишь пожимаю плечами.

Возвращаюсь в раздевалку и открываю свой шкафчик, чтобы взять кеды. Но их нет! Заглядываю в соседние шкафчики, ищу под лавкой, перебираю вещи в ранце. Меня прошибает холодный пот. Смотрю на девочек испуганно и жалостливо, но ничем, кроме сочувствия, мне помочь не могут. Быть может, кто-то отнёс кеды на стадион? В панике мчусь к беговой дорожке в одних белых носках. Тренер смотрит злобно: "Дарьяна! Где обувь?". Но вот ко мне бегут одноклассницы. Моих кед не нашли, зато принесли мне другие, почти по размеру. Нет предела человеческому добру. Кидаюсь на лавку и срочно их натягиваю. Времени разбираться нет, мой черёд бежать. Сосредотачиваюсь, беру низкий старт. Рядом на старте мои соперницы, недвижимые, словно кресты на кладбище. Сердце стучит, мир вокруг замирает… "Три, два, один", и я бешено мчусь по красному гарию, обгоняя девочек и чувствуя, как стопам становится тепло и влажно.