Потом Альфред сказал, что мою работу нужно оформить официально. Объяснил: мои проблемы с автоисторией решают "большие люди". И чтобы решить, не доводя до суда, эти люди должны знать, что я своя. А потому нужно подписать бумажку: "это формальность, а бумажку потом можно сжечь". Конечно, я подписала, я верю Альфреду. Он приехал в парк на своем стареньком "Форде", достал из чёрной папки листок и ручку, продиктовал. Ничего сложного.
Потом Альфред познакомил меня с Евой и сказал, что она всему научит. Я ожидала увидеть бестию с дьявольским взглядом и кобурой на поясе. Но Ева оказалась приветливой и свойской. Она была полячкой по отцу, но яростной патриоткой, хотя бы на словах. Встречались в парках и скверах, которые она называла сама, садились на дальнюю лавочку и мило беседовали. Со стороны мы были как две подружки-сплетницы, и постепенно это становилось правдой.
Лицо Евы было грубоватым и одуловатым – явно не дворянские черты, а в глазах было нечто бескомпромиссное и настойчивое. Её простая безыскусная красота безудержно тянула к себе, повелевая желаниями других. Мы с Евой были похожи, ведь она тоже любила джинсы и просторные свитера, а её юмор порой был пошловатым. Ева старше меня на 8 лет и немного полнее, так что я покрасивее. Мужа и детей нет, живёт одна. Тут её не понимаю, но в таких вопросах каждый решает сам.
На заре 90-х Ева работала в Польше, в варшавской гостинице, куда селили иностранных туристов. По легенде, она была в криминальной группировке, которой руководил грузинский авторитет. Чем занималась на самом деле, Ева не сказала, да я и не спрашивала. Она приманивала нужных посетителей в баре на первом этаже, танцевала, пила и поднималась с ними в номера. Когда настало время бежать из банды, ей помог человек из балтийского посольства. Так что Ева в своё время много чего повидала.
Небо женственно, ведь узор облаков никогда не похож на тот, что был минуту назад. Облака всегда в движении и каждую секунду рождают неповторимую картину. Такова и женская душа, всегда новая, всегда свежая. Зато мужчина – всего лишь заводная игрушка с потенцией. Накрутишь пружинку, отпустишь и нажимаешь кнопки. Эту нажмешь – будет гордиться, эту – поведёт в ресторан, а эту – займётся любовью. И мужская предсказуемость неплоха, потому что удобна.
Ева рассказывала, как заставляла ревновать. Как вычисляла извращенцев и снимала на видео. Как выуживала информацию и доводила до отчаяния. Почему в мобильнике не нужен интернет, какие фразы говорят зарубежные агенты и какие огурцы выращивает её мама – это я тоже знала от Евы. А ещё – какими фразами внушить мужчине значимость, какими его унизить и чем удержать кроме секса. Мы обнажали жизнь как качан капусты, и за каждым листом открывался другой, неизвестный, приводя меня в восторг. Мы были аквалангистами, что с фонарями в руках обшаривают айсберг, выхватывая лучами его подводную громаду, невидную досужим зевакам на берегу. Мне открывалось Тайное. Шагая по городу я ощущала, как сердце колотится и пятки отрываются от земли, и я становлюсь новым существом, которому доверено великое знание. Я была счастлива.
Ева советовала сразу пробовать на практике, и первым подопытным был мой белорус. Что-то из методов и впрямь работало, и отныне я была знакотом человеческих душ, а Борислав не подозревал. Мы занимались любовью в гостинице лишь 1 раз. Но теперь, когда я была посвящённой, это было захватывающе. Впрочем, о белорусских военных он молчал как рыба, да и покупать машину не спешил. Быть может, она была предлогом для лёгкой интрижки, но это неважно. Ведь на прохожих мужчин я теперь смотрела как бывалый патологоанатом, знающий смысл фразы "заглянуть в сердце".
