Рома остался стоять на месте, охваченный ужасом. «Я что, убил его? – подумал парень, осознавая масштабы содеянного. – Лишил жизни ребёнка, у которого всё ещё было только впереди». Слёзы сами покатились по щекам. Резкая боль в боку отвлекла его от самокопания. «А вдруг мальчик жив?» – промелькнула слабая надежда, несмотря на явные следы крови на стене. Подойдя ближе, Рома взял его руку и попытался нащупать пульс. Под пальцами прослеживался слабый, но отчётливый ритм. Облегчение охватило его, сменившись новой задачей: «Что теперь делать?» Взглянув по сторонам, он понял, что помощи ждать неоткуда. Решив отнести пострадавшего в школу, Рома попытался поднять его, но тот оказался слишком тяжёлым.
– Кабан ты, а не Вован, – грустно сказал парень и осторожно пошёл в сторону главных ворот школы за помощью.
Почувствовал, как мир вокруг начал медленно вращаться. Перед глазами всплыли чёрные пятна, будто тени, жадно поглощающие свет, оставляя лишь мрак. Тьма сгущалась, становясь плотной и тягучей, затягивая сознание в бездну. Из этой кромешной пустоты, словно вспышки молнии, начали появляться белые буквы. Они мелькали, разлетались в разные стороны, но постепенно стали складываться в строки, образуя осмысленные предложения.
Неожиданно всё перевернулось: белый превратился в чёрный, а чёрный – в белый. Мир вспыхнул яркостью, и Рома ощутил себя снова в своём теле. Он держал в руках дневник, страницы которого были наполнены строками, полными загадок и тайн. Сердце забилось быстрее и парень продолжил читать текст. Его охватило любопытство: чем же закончится эта история?
«В школе меня встретила вахтёрша, она же и уборщица. Не помню, как её звали. Она сбегала за медсестрой, та уже вызвала машину скорой помощи, и Вову увезли в больницу. В результате он выжил, только вот его мучали постоянные головные боли, головокружения и временная потеря памяти. Его сломанная судьба – это мой груз на сердце, который мне нести до конца моих дней. Меня поставили на учёт в качестве неблагополучного несовершеннолетнего. Даже приходили обследовать, где я жил, и проводили беседы с родителями, но это всё неважно. Вова в итоге не получил хорошего образования, спился. Сейчас уже его тело лежит на кладбище. Тебе, дневник, нужны эмоции? Тогда я испытал их целую палитру: страх, боль, гнев, ужас, а в завершение и вину за его испорченную жизнь. Я никогда не узнаю, как бы повернулась его судьба, если бы не эта драка, но назад дороги нет и мне с этим жить».
Роман медленно закрыл дневник, едва сдерживая дрожь в руках. Его сердце всё ещё отчаянно стучало, словно пытаясь вырваться наружу. Резкая боль пронзила рёбра – именно там, куда его в облике Семёна ударил тот самый мальчик. Эта история захватила его целиком, заставив почувствовать каждую эмоцию героя, каждый страх и каждое мгновение боли.
«Хотел жизненного сюжета, вот и получил», – подумал Роман, стараясь успокоиться. Он поднял взгляд на старые настенные часы рядом с монитором. Прошло всего десять минут, но в голове пронеслись события целого часа, возможно, даже больше. Время в дневнике текло иначе, словно само пространство вокруг деформировалось, затягивая его глубже и глубже в историю.
Парень встал и направился в раздевалку, где находился умывальник. Холодная вода была необходима, чтобы остудить лихорадочный пульс. Подставляя руки под струю, он вдруг заметил своё отражение в зеркале. Лицо выглядело бледным, но глаза горели странным блеском – знакомым, словно принадлежащим кому-то другому. Роман взглянул вверх и замер. В углу комнаты, возле шкафчика, стоял тот самый мужчина, которого он видел раньше на улице. Смуглая кожа, тёмные глаза, внимательно следящие за каждым движением парня. В этот раз лицо мужчины казалось ближе, чётче. Оно излучало спокойствие, но вместе с тем – скрытую силу. Никакой угрозы, но и никакого доброго намерения тоже.
