Дневники из гимнастерки - страница 14

Железнодорожники свое слово исполнили: подогнали железнодорожный состав, и все погрузились в вагоны. Мы своих запряженных лошадей оставили железнодорожникам. Они со смехом проговорили, что будут считать, что это был обмен.

Сколько проехали, я не знаю, но после высадки наши пошли на город Ефремово, а нас, раненых, забрали в медсанбат. Посидев около избушки, медперсонал забегал, готовясь к эвакуации, так как приближался немец. Посадили – а кого-то и положили – в санитарную машину и повезли.

Доносились слова шофера, возмущенного, что ничего не видно, машину трясло, раненые стонали. Под колесами послышался шум воды и шум течения реки Дон. Кто-то шел впереди и переговаривался с шофером, указывая ему дорогу. Из их разговора поняли, что переезжаем через реку Дон по полузатопленному мосту, который днем бомбили немцы.

Очутился в госпитале в городе Тамбов, который размещался в здании школы. Не было слышно выстрелов и бомбежек. Но почему-то настроение невеселое и тоска. Особенно седьмого ноября, когда, слушая радио, сидя на ступеньках лестничного марша, слушал выступление товарища Сталина, прохождение военного парада на Красной площади в Москве и сообщения информагентства. Слушал и представлял, как на Красной площади стоят войска, медленно падает пушистый снег, покрывая людей, оружие и площадь белой пеленой.

Передача была тревожная. Сделалось не по себе за тех, кто в окопах, в снегу сражается за Москву. С болью в сердце вспомнились недавно прожитые дни кровавых битв, лишений, горечь потерь близких по духу людей.

Решил завтра проситься на фронт. Рана зажила, а то что еще болит – не беда, разомнется, ведь сразу после ранения воевал. Но врачи не стали со мной даже разговаривать, и только 10 ноября начальник госпиталя сердито сказал: «Наплачешься». И выписал меня.

Прибыл в отдел кадров Орловского военного округа, который был в городе Тамбове. С ходу направили в 19-ю Отдельную курсантскую стрелковую бригаду, которая располагалась недалеко от города, в лесу, в весьма удобных землянках.

В штабе бригады, узнав, что я с фронта и ранен, меня обступили и начали интересоваться о войне. Бригада и почти весь ее личный состав на фронте не были. Мне понятна была их тревога и любознательность. Они еще не знали тяжелых дней испытаний, неожиданностей и внезапности, которая дает самостоятельность и суровую закалку.

Меня назначили командиром разведывательного отряда бригады. Это немного меньше роты с ее структурой – отделением радиосвязи и санитарами с санинструктором. Отряд укомплектован полностью – в 87 человек. Все в разведку пошли добровольно, многие – коммунисты и комсомольцы в возрасте 25–35 лет.

Отделение разведчиков – почти как взвод. Командирами были старшины. Вооружены автоматами, ручными пулеметами и тремя снайперскими винтовками. Призваны из запаса: знаний не было, но у всех было большое желание все познать.

Времени на подготовку было мало. Занимались и днем, и ночью. Спали мало. И в эти малые часы отдыха часто поднимали по тревоге. Отрабатывались все вопросы, нужные для разведчика. В основном практическими действиями: маскировка, наблюдение, ориентировка и движение по карте, владение оружием и стрельба, методы защиты и нападения, владение холодным оружием. Делались большие переходы и броски с захватом рубежей, оборудованием обороны, и проводились боевые стрельбы.

Одновременно тренировались хождению на лыжах. В дни оттепели и таяния снега идти на лыжах крайне тяжело. Нагрузка становилась двойной. Невероятно сильно уставали, но разведчики не жаловались, и не было высказываний о тяжести тренировок. Слышал от них только одно слово: «Надо».