Дни святых страстей - страница 6

Любезнейшая Ванда!

Наслышан о ваших способностях. Хотел бы сам узреть их – завтра, в Великую Среду, в доме на Пречистенке в десять вечера.

Платон Розовский.

Меня подхватила под руку Глаша. Зачастила, как птица: фью-фью-фью.

– Барышня, Ванда Иванна, что это с вами? Опять обморок?

Я качнула головой. Сказала самой себе:

– Нет-нет. Он нашёл себе новую игрушку.

– Игрушку? – переспросил Фёдор Матвеевич.

Усмешка вышла слабенькая, кривенькая:

– Меня.

Она сидела на окне, в пышном белом платье (странно, она давно его не надевала, уже много лет, а тут с самого утра в нем) и листала книжку.

– Хватит читать своих сентименталистов, – едва переступив порог, я обрушила шубу на кресло и встала перед ней. – Я согласна на слияние.

Она появилась у меня тринадцать лет назад. Я однажды проснулась, а она просто сидела на окне – сноп света в волосах, словно в пуху, белое платье… Долго плакала. Девочка ещё совсем, чистая, как ландыш белый.

Я и называла её сначала – моя маленькая.

Моей она, конечно не была. Маленькой тоже скоро быть перестала, потому что знала больше меня – о том, другом мире, которого она успела хлебнуть и которого я едва касалась. Ничего так и не добилась я об её прошлом: ни кем была, ни как звали, ни как была убита.

Весь вечер, готовясь к обряду, я никак не могла понять: зачем? Почему она именно на тринадцатый год решила предложить это слияние? Что-то явно её надоумило.

Дёргала алую ленту памяти, выискивая узелок – точку, с которой эта мысль пролезла ей в голову. Маша, потом я ушла, потом уборка, этот красивый Фёдор, гадание… Лента дернулась и завязалась. Когда он пришёл, всё стихло. Совершенно никаких звуков. Потом тоже была задумчивая, решила просто побыть.

– Ты чего?

Я обернулась.

Она замерла у окна, и лучи персикового солнца прошли мимо неё, как сквозь туман.

– Ничего, задумалась.

– Решила передумать?

– А что? Боишься?

Я прищурилась, ища в этих чертах что-то скрытое – но она вся была чиста передо мной. У неё было откровенное лицо: как у больного под бледной тонкой кожей проступает карта вен и артерий, так и у неё было видно течение мыслей, их приливы. Только думала она не о причинах своего предложения – боялась моего отказа.

Я встала и подошла к ней. Огладила то место в пространстве, где были её плечи – узенькие, с острыми ключицами. В галочку под горлом замечательно бы лёг мой медальон – золотая капелька. Я вдруг подумала, какими сёстрами мы могли бы стать: инь и ян. Чёрное и белое. Она делилась бы со мной светом, а я бы училась не бросать на неё тень.

– Я не передумаю. Завтра спиритический сеанс устраивает Розовский, я обязана там быть. Мне нужны твои силы.

– Розовский – это тот, которому соседка наша служила?

– Да. Прислал на могилу букет роз, а от них смердит, что дышать невозможно. Мне нужно его впечатлить.

Она протянула руку и коснулась воздуха рядом с моей щекой.

– Зачем? – перекатила голову, пух волос вспыхнул рыжим. Какие красивые у неё волосы, кудрявые, пышные. Мои всегда были непослушными и начинали вставать дыбом, стоило разозлиться.

– От Маши тоже им смердело. От комнаты всей. Кому ещё оставить эту пентаграмму, как не главному любителю спиритизма и покровителю всех ясновидящих?

– Ты очень умная, но очень-очень поспешная.

Я пожала плечами.

– Ничего, скоро сможешь держать меня в узде.

Она погрустнела глазами:

– Я не буду держать тебя в узде, Ванда.

Протянув к ней руки, я развернула их ладонями вверх, а она – ладонями вниз. Не прикосновение, но его призрак.