– Не знаю… – с трудом проговорил он синими, как у покойника губами. Его всего трясло, хотя печка у Зизи работала на полную мощь, и в салоне от жары чуть ли не трещала обивка.
– Послушай, если ты мне расскажешь, что с тобой произошло, я пойму куда тебя везти.
Тимур медленно повернул ко мне свой страдальческий промокший облик и, стуча зубами, сказал: – Не лезь ты в это дело… – а потом добавил: – Домой нельзя… в кофейню тоже…
– Ну, вот… Теперь хотя бы понятно куда тебя везти не надо. – я врубила передачу, и Зизи помчала нас в совершенно определённом направлении. Тем более, что ливень заметно ослаб, как будто его основной задачей было препятствовать нашему с Тимуром воссоединению.
Пока Тимур согревался под горячим душем, я позвонила Вадиму.
– Привет господствующему среднему классу! – с ходу взяла я небрежный тон. – Слушай, Вадим… Я тут прониклась вашим городом и думаю остаться ещё на неделю.
– Ну, здОрово… – неуверенно среагировал он.
– Да, и ещё… Я под дождь попала. Одежда вся насквозь. Есть у тебя тут обогреватель одежду подсушить?
– Конечно, конечно… – обрадованно зачастил Вадим. – Там в третьей комнате. Она закрыта. Ключ под половичком, перед дверью. Я бы приехал, но сейчас занят немножко…
– А-а-а… Простынки кому-то меняешь? – посочувствовала я, стараясь укусить побольнее, чтобы у него ещё долго не возникало желания меня лицезреть.
– Какие тебе простынки?.. – тут же возмутился Вадим. – Да сама ты!.. Тоже мне дармоед с гитарой! Так… некогда мне тут с тобой болтать. Деньги на карту скинешь. Всё!
В большом зале, смежном с моей спальней, стоял диван. Перед ним я поставила электрический обогреватель. В запертой комнате-кладовке, в шкафах, кроме обогревателя, я обнаружила стопку постельного белья, подушки, одеяла, полотенца и просторный махровый халат жёлтого цвета.
Когда я вошла в ванную комнату, Тимур сидел под душем на корточках. Сквозь полупрозрачность занавески угадывалась его понурая съёжившаяся фигура.
– Живой?
– Да…
– Тут я тебе халат нашла. А «дольче гобаны» твои в стирку. Мы их на обогреватель повесим, думаю к утру высохнет. И хватит уже мокнуть. Вылазь давай. Я там аптечку с машины принесла – раны твои будем обрабатывать.
– Спасибо…
Брата у меня нет. Уход за отцом полностью осуществляла мама. Так что опыта контакта с мужскими вещами у меня не было. Поэтому я с интересом прислушивалась к самой себе. Вещей было по-летнему немного – трусы, носки, джинсы и футболка. Я брала их в руки с брезгливо-сакральным чувством. Как осквернённые реликвии. Ведь эта ткань касалась мужского тела, на которое я претендовала, как девственница.
С вполне понятным страхом, с неодолимой сексуальной любознательностью и с надеждой на взрывное плотское счастье, я смотрела на эти вещи, которые всё ещё хранили на себе следы мужской силы и неподконтрольных гормональных бурь… Смотрела, смотрела… а потом плюнула на всё это дело, да и постирала. В тазике! Руками! Подумаешь, раритет какой! Трусы, они и в Африке трусы.
Серьёзных травм оказалось две. На правом боку было огромное синее пятно, как будто туда ударили бревном. А на волосистой части головы был содран кусок кожи, и в этом месте зияла открытая рана, затянутая свежей корочкой. Заплывший глаз, мелкие синяки по всему телу, разбитые губы… – классифицировались мной уже, как незначительные травмы и содрогания моего девичьего организма не вызывали.
