До мурашек - страница 30

Между поцелуями, которые уже совсем перестали напоминать детские, Лёва рассказал, что он решил поступать в лётное военное училище в Краснодаре, и что нам осталось совсем чуть-чуть потерпеть, и мы снова будем вместе. Уже навсегда. Он намекал и раньше, но тут прямо сказал, и я от счастья чуть не расплакалась.

А минут через двадцать мы услышали, как отец кричит «Гулико», ища меня во дворе. Резко отшатнулись друг от друга, смотря в глаза. У Лёвки взгляд совсем осоловелый, наглый, а меня затопил запоздавший сладкий стыд. Боже, да он всю меня облапал. Кожу жгло в таких местах фантомными прикосновениями, в которых я даже сама себя лишний раз не трогала.

Отвернулась, кусая припухшую нижнюю губу. Торопливо оправила задранную юбку, вернула на место оказавшийся на талии бюстик, опустила блузку, перевязала хвост, весь пошедший петухами от Лёвкиных нахрапистых нежностей, и выбежала навстречу папе, сказав, что всего лишь решила подышать в тишине, так как устала от шума в гостиной. И ничего меня тут искать.

- У тебя глаза так странно горят, - настороженно нахмурился отец, - Как у сумасшедшей. Всё хорошо?

- Да, всё хорошо. Всё очень хорошо! - подхватила его под руку и потащила в сторону дома.

С Лёвкой мы свои отношения не то, чтобы скрывали, но старались их лишний раз не демонстрировать. Его родители смотрели на меня как на увлечение, которое точно пройдет, моему отцу было немного не до меня со своей намечающейся второй семьей, а мама же Лёвку откровенно не любила, считая развязным и легкомысленным, и была яро против него всегда.

_______________________________________________________________

Завтра доберемся до сладкого, пусть еще чуть-чуть подрастут, а то салаги совсем ещё))

19. 19. Гулико

Следующие полгода, сотканные из моих бесконечных репетиций, видео звонков и ожидания, пролетели незаметно. Летом Лёва поступил в Краснодар на военного летчика, как и мечтал. Мы перестали прятаться от родителей и знакомых, решили, что уже взрослые. Реакция родственников была неоднозначная и скорее негативная.

Дедушка с бабушкой восприняли это чуть ли как кровосмешение - для них оба были родными внуками и им сложно было принять, что мы себя такими уж родственниками не считаем. Лёвкины родители смотрели на меня настороженно, будто я в любой момент могу его подставить или предать. Сказывались натянутые отношения между нашими матерями. Мой отец, узнав, высказал, что мы слишком разные и кончится это все слезами, причем точно моими, но в общем, наверно, благосклонней всех к нам относился.

Зато мама будто с цепи сорвалась. Она даже Лёвкино имя перестала произносить, говоря теперь про него исключительно "эта гнилая порода", и на какое-то время в знак протеста вообще перестала со мной разговаривать.

Наверно, учитывая юный возраст и сильную зависимость от матери, это бы сломило меня, если бы я продолжала жить с родителями под одной крышей. Но я ведь жила в общежитии при училище, и Лёвкины казармы были ко мне гораздо ближе, чем родительский дом. Да и сам Лёва давал мне любви и заботы столько, что размолвку с мамой я достаточно легко пережила. Постепенно мы помирились, установив негласное правило: я не перебиваю её, позволяя при желании костерить Лёвку, сколько ей вздумается, а сама при ней лишний раз его имя не произношу.

Несмотря на то, что мы стали учиться в одном городе, правила в наших училищах были такие, что виделись мы все равно редко и урывками. Левке еще и военная дисциплина не сразу далась, и в первый год его увольнительные я реально могла пересчитать по пальцам - вечно он наказанный сидел на ставшей родной гауптвахте или, вместо прогулки, отправлялся на внеочередное дежурство. Но потом приноровился.