Я ― тот ублюдок, который месяц назад убил одного своего лучшего друга, а другого сделал инвалидом. Вообще-то о Джоше я узнал буквально на днях. Его выписали неделю назад, а повидался я с ним только сегодня. Я знаю, что вел себя как скотина, но, честно говоря, я не мог взглянуть ему в глаза. Его мать сегодня сказала мне, что он, возможно, никогда больше не сможет ходить. Сам Джош еще не знает.
Думаю, это объясняет, почему я сел в автобус: я не могу вернуться домой.
Я ни за что не скажу маме. Она этого не перенесет. Я забрал одну жизнь и разрушил другую, и вести себя так, будто ничего не произошло, я не могу. Такое не прокатит.
Очередная кочка на дороге вышвыривает меня из адского варева моих мыслей обратно в реальность, на последнее место в хвосте этого потрепанного жизнью автобуса. Мое сердце вот-вот разорвется. Я в пятый раз проверяю ремень безопасности и пытаюсь убедить себя разжать пальцы, которыми судорожно вцепился в сиденье.
Я выглядываю в проход, чтобы посмотреть, где мы едем, и ловлю взгляд водителя, который смотрит на меня в зеркало заднего вида. Хмуро смотрит, переводя взгляд своих черных глаз с меня на дорогу и обратно. Я ― его единственный пассажир. Шрамы на моем лице и руках никогда не способствовали тому, чтобы я мог проскользнуть куда бы то ни было незамеченным, но все же слишком уж он на меня пялится.
Я возвращаюсь на свое сиденье, мечтая стать невидимкой, смотрю время на мобильнике. Пять тридцать. Если совсем точно ― тридцать один день, двенадцать часов и двадцать пять минут с того момента, как я стал виновником той ужасной аварии.
Прежний Кайл ненавидел математику, но теперь я просто не могу перестать считать. Каждая секунда, каждая минута и каждый час ― это еще одна секунда, еще одна минута и еще один час, которые я украл у Ноа, не говоря уже о Джоше, который больше никогда не сможет ходить. Это все должно было случиться со мной. Приступ тошноты подкатывает к горлу, и как раз в этот момент телефон начинает вибрировать у меня в руках.
Джудит. Я перевожу ее на голосовую почту. Не могу говорить с ней, не сейчас. Звучит нелепо, но, общаясь с ней, я словно предаю прежнего Кайла ― Джудит была его девушкой, не моей.
Чтобы разорвать замкнутый круг, по которому без остановки несутся мои мысли, я достаю скетчбук и рисую одинокого, отверженного всеми пассажира в автобусе. И на пять-шесть минут мне удается позабыть обо всем. Не лучший мой рисунок, но он позволяет мне почувствовать себя снова почти нормальным. И в тот момент, когда я начинаю о чем-то мечтать, молиться, мысленно уговаривать автобус, чтобы он ехал, ехал и никогда-никогда не останавливался, водитель сворачивает с дороги и замедляет ход. В последнее время, чего бы я ни захотел, все идет прахом. Заметка для себя: поискать в сети «проклятие, сглаз» и «лампа Аладдина, работающая на разрушение желаний».
Автобус останавливается прямо под одним из больших деревянных указателей входа в парк: «Водопад Ноккалула». Я уже много раз бывал здесь. Я беру рюкзак, бросаю в него скетчбук и иду по длинному проходу. Водитель автобуса открыл только переднюю дверь. Он продолжает пялиться на меня, пока я приближаюсь. От этого взгляда у меня даже руки покрываются холодным потом. Я прохожу мимо, смотрю исключительно на ступеньки, ведущие наружу, но он, похоже, не собирается позволить мне уйти просто так.
