– Да! – подхватила вторая бабка. – У меня внука еле-еле вылечили от стригущего лишая. Дите почти четыре месяца в школу не ходило! А все эти кошки!
– И что вы предлагаете? – раздраженно спросила Леля.
– А ничего! Просто кормить их не надо! Пусть дохнут лучше, чем заразу тут разводить! А если жалко, то домой берите их себе!
Но Леля не хотела брать домой никакое животное. У нее год назад умерла ее любимая собака, и боль от потери была такой острой, что она зареклась заводить еще хоть какое-то животное.
– Не буду я никого брать! – сумрачно заявила она. – А вот кормить буду, а кому тут сдохнуть надо, так это вам – все равно никому не нужны, только сидите тут, задницы расплющив о скамейку, и кости всем перемываете!
Она решительно прошла в подъезд мимо ошарашенных ее отповедью бабок. На душе вдруг сразу как-то полегчало. Наверное, это от того, что удалось выплеснуть негативные эмоции. Она ведь всегда такая сдержанная, такая вся правильная и добренькая, но так хочется иной раз врезать, пусть и словом, какому-нибудь зануде! Раньше с ней такое случалось крайне редко, но в последнее время все чаще. Прошлым летом, например, подобное было. Она тогда торопилась на работу и, перебегая дорогу, чуть не попала под колеса иномарки. Сама она быстро пришла в себя, и пока шофер, которому пришлось резко притормозить, оценивал обстановку, успела перебежать на другую сторону. До шофера (это был молодой парень в очках) в это время дошло, что по вине какой-то придурочной он чуть не стал виновником ДТП. Он выразил свое негодование длинным сигналом в спину Леле. Леля остановилась и вопросительно посмотрела на него: чего, мол, надо? Тот возмущенно жестикулировал одной рукой, а другой не переставая давил на сигнал. Люди кругом поостанавливались, чтобы посмотреть на это шоу с нерадивой тетей и психическим шофером. Сигнал орет, шофер жестикулирует и орет, люди рты пораскрывали, а Леля стоит и ей кажется, что она разорвется от этого шума, от этих любопытных взглядов. Она ведь так любит тишину! Тишину и одиночество. Шум от сигнала сводил ее с ума. И тогда в отчаянии она присела, схватившись за подол платья, словно собиралась делать реверанс, и скорчила страшную гримасу шоферу, высунув при этом язык.
И все. Наступила тишина. Шофер перестал сигналить и орать. А Леля почувствовала облегчение. Наконец-то стало тихо. Она развернулась и побежала что есть духу на работу. На душе у нее, от того, что она так быстро, одной только гримасой и высунутым языком смогла добиться тишины, было очень хорошо.
Когда стемнело, Леля вышла на лоджию с биноклем. В светлое время суток она предпочитала теперь обходиться без бинокля, чтобы сосед из соседнего дома не заподозрил, что она снова наблюдает за ним. Хотя зачем он ей сдался, если совсем не замечает ее? Леля решила, что будет смотреть на другие окна, а на его окно даже и не взглянет.
Тишина. Только собаки где-то лают вдали, да за домами слышен шум автострады.
Леля подняла бинокль к глазам и по привычке навела его на окна голубоглазого. Там было темно. Неужели мужчина спит? Леле стало скучно. Она пошарила биноклем по другим окнам, потом посмотрела вдаль, между домами, на светящиеся точки населенных пунктов, и снова взглянула на окна светловолосого. Ничего. Темно и никого движения. Конечно, время почти одиннадцать. Он, наверное, действительно спит уже. Ну и ладно. И вообще, этот мужик надоел. А может, он в отпуск уехал? Ну а что, сейчас лето, пора отпусков. Только когда же он успел? Она ж его видела на улице всего лишь несколько часов назад. Странно.
