— Конечно, — благодарная, она не стала создавать причин для волнения другу.
Разогреть она ничего не сможет. Сила оставила ее на сегодня. Но есть придется, чтобы хоть как-то восполнить ее. Пусть даже холодный ужин, но припасенный для нее с такой необходимой заботой.
— Спасибо, — обернулась к товарищам Ванда. — Спасибо за все.
Позже, когда удалось спровадить Шагрима и они с Ивон забрались в свои долгожданные постели, Ванда смогла немного расслабиться. Она накрылась одеялом по самую шею, чувствуя, что волосы, устилавшие подушку, все еще немного влажные. Завтра наверняка пряди завьются сильнее из-за того, что толком не высушила. Но это было так незначительно.
Зиль возник на высокой спинке кровати и делал вид, что дремал. Будто это и в самом деле требовалось сущности вроде него. Стоило одной девушке шевельнуться в постели, как фамильяр приоткрывал яркие глаза, лениво прищуривался и оглядывал комнату, едва освещенную лунным светом.
Ивон уже давно спала, когда и к Ванде пришел долгожданный сон. Он дал возможность забыться и оставить хоть ненадолго все тревоги. Ей снилось, будто парила или качалась, словно в колыбели. Ванда слышала тихий шелест листвы. А над нею сверкали яркой крошкой звезды, покачиваясь вместе с яркой луной в такт неспешному движению.
Чьи-то мягкие руки гладили ее волосы, касаясь щеки. И голос… Ванда слышала голос, на этот раз женский. И душа отчего-то отзывалась на него, тянулась, пытаясь разобрать слова. Голос пел нежно, тихо, а колыбель мягко качала ее, убаюкивая. Эта песня, такая знакомая, все звучала и звучала, даря ей успокоение.
Ветер, ветер тихо шепчет,
Колыбель твою качая,
Сон за хвост хватая крепче,
Свою песню напевает.
Он напомнит, он расскажет,
Как босой в траве бежала,
Как за день ты стала краше,
Спи, дитя, ты так устала.
Ветер, ветер пахнет пряно,
Ночь умолкшую остудит.
Ты с зарею встанешь рано,
Солнца свет тебя разбудит.
Спи, дитя, спи безмятежно,
Я с тобой останусь ветром.
В летний зной, зимою снежной
Буду песней, буду светом…
4. Глава 4
Утро началось слишком внезапно. И началось оно с ехидной морды, едва не уткнувшейся ей в лицо.
— Боги!
Ванда со стоном села на постели и вяло откинула волосы с лица. На соседней кровати то же самое безуспешно пыталась сделать Ивон. Зиль довольно принялся драть спинку кровати. Но зашипел, стоило первым утренним лучам скользнуть по его призрачной шерсти, видимо, не очень-то приветствуя солнечный свет. Он рассыпался туманом и объявился у кресла, сверкая в тени яркими глазами.
— Ты всю ночь говорила во сне, — укорила Ивон, лениво потягиваясь и зевая совсем не подобающим для благовоспитанной каэли образом.
— И что же я говорила? — спросила Ванда скорее машинально, чем из любопытства.
Она смогла встать с кровати, чувствуя себя при этом полуразложившимся зомби. Кое-как добрела до шкафа и рискнула глянуть в зеркало. Явно неудачно поднятое неизвестным некромантом существо смотрело на нее скептически, щурясь не хуже Зиля. Оставалось зашипеть и начать корчиться под лучами солнца. Синяки под глазами стали потрясающе яркими, делая лицо еще более бледным. Волосы всклокоченные, будто ночью не спала, а нарочно спутывала пряди.
Что ж, новый день настал. Но горечь прожитого, вчерашнего, никуда не делась. Душа саднила, но Ванда внутренне собралась, не позволяя прокручивать в голове недавние события. Она должна думать только о том, что предстоит. Только об учебе. И погрузится в нее полностью, лишь бы не возвращаться мыслями к горькой правде.
