Но все это началось позже.
Рейчел работала в маленьком книжном магазине. Частное заведение у реки. Ступеньки вниз с главной улицы, магазин на полуподвальном этаже. Однажды она меня туда привела.
– Ну что, здорово?
– Здесь тихо, – сказал я.
Она пожала плечами.
Магазинчик был немного странный, плохо освещенный. Стеллажи расставлены как попало. Теснота. Спертый воздух. Настоящий колокольчик, который звенел, когда открывалась дверь. Рейчел с гордостью показала мне свой стол у входа.
– Мне нравится, – сказал я потом. – У этого места есть свой характер.
– Вот именно, – согласилась она.
Вот только, я думаю, характер магазина людям не так уж и интересен. Они не хотели искать книгу в темном полуподвале, тратить время, листая издания в твердом переплете, классику, о которой они и не слышали. Людям были нужны интернет-магазины и стойки с кофе, DVD-диски и настольные игры. Им не нужен был магазин, в котором просто продавали книги.
Магазин закрылся примерно через четыре месяца. Рейчел не была к этому готова, хотя таблички о закрытии висели там уже некоторое время. Письмена на стене. Немного иронично для книжного магазина, да?
Рейчел очень расстроилась. А тут я еще по глупости ляпнул, что «Барнс-и-Нобл» как раз ищет сотрудников.
– Я не хочу работать в «Барнс-и-Нобл», – заявила она уже со слезами на глазах.
– А где же ты хочешь работать?
Она не знала. Нет работы – нет зарплаты, а значит, нечем платить аренду.
С квартиры ей пришлось съехать, и в итоге она перебралась ко мне.
Было тяжело. Мы ведь до этого встречались совсем недолго. Поначалу я не возражал. Все складывалось как нельзя лучше. Не надо было назначать свиданий, чтобы провести с ней время; не надо было стараться сделать наши прогулки особенными. Теперь мы виделись постоянно. И, наверно, оба считали, что стараться, в общем-то, и не нужно.
К тому времени, когда Рейчел устроилась на работу (администратором в Джорджтаунскую публичную библиотеку), вопрос о ее возвращении в собственную квартиру отпал сам собой.
В моей квартире мы прожили вместе несколько лет. Она была маленькая, тесная и находилась в неблагополучной части города. Рейчел часто оставалась там одна, особенно когда я работал в вечернюю смену.
– Мне не нравится быть здесь одной, – говорила она. – Я тут такое по ночам слышу…
Я знал, что она имеет в виду. Стрельба. Сухой треск, эхом разносящийся по двору. Вой полицейских сирен. Крики, вопли женщин. Не знаю, всегда ли она принимала происходящее так близко к сердцу или тревоги добавляло то, что я служу в полиции. Я так и не удосужился спросить ее об этом.
Так или иначе, Рейчел нервничала, и мы из-за этого ссорились. Из-за ее работы, из-за моего не очень удобного графика. Она видела у меня на рубашке кровь. Ссадины на костяшках пальцев. Я никогда не рассказывал ей, что произошло. Чем мы с Айзеком занимались. Было ли мне стыдно?
Может быть. Но я приносил домой то, что ей нравилось, и это много для нее значило. Травка, колеса, бухло.
Как там она мне говорила? Я тусовщица.
Так что мы спорили, ругались, потом принимали «лекарство» и засыпали. Просыпаешься утром – и вперед, как будто ничего и не случилось. Никаких серьезных решений. Наша жизнь напоминала первый эпизод двухсерийного фильма. Что-то вроде той части в «Стартреке», где Пикар превращается в Борга. Мы просто не пытались вернуть его обратно.
Она была недовольна. Я это понимал. Но и я тоже не был счастлив. Правда в том, что я не всегда работал допоздна. Частенько, заканчивая смену, я ловил себя на мысли, что не хочу возвращаться домой. Сидел в патрульной машине или шел в бар. И уж поверьте, за свой эгоизм я заплатил сполна.
