…Через десять лет бывший хлюпик получил свой первый Орден Мужества.
Ещё через тридцать лет стал заместителем командира «Летучих мышей».
***
Воевода внимательно выслушал Лёву с самым сочувствующим выражением на иссечённом лице. Дэву пришлось приложить всю свою недюжинную выдержку, чтобы не загоготать. Полковник Кацман, Армейский Лев, Великий Лев, не сумел справиться с каким-то мелким эльфёнышем!
Прежде чем дать согласие, Дэв справедливо засомневался: захочет ли такой дохляк служить в Приграничье. Но полковник самодовольно заявил:
– Не согласится, а будет умолять, чтобы я его сюда направил. Как только узнает, что работы у вас непочатый край. В Аринелле-то он уже магическую преступность чуть ли не под корень извёл. Поэтому племяш заскучал и попросил подыскать ему местечко поопаснее. Моня – фанатик профессии и страшный трудоголик.
– Гремучая смесь! – с уважением согласился Дэв. – Ну а прослужив под моим командованием месячишко, он не запросится к маме?
По лицу Кацмана скользнула злорадная усмешка.
– Запросится – всыплешь плетей и отправишь на гауптвахту. А прошение в нужник выкинешь – тебе не впервой.
Армейский Лев знал, о чём говорит. Лично он трижды писал заявления о переводе.
***
– Берусь, – сказал Дэв. – Но играем по моим правилам: ты принимаешь на себя все риски нахождения племянника в Приграничье, он подчиняется только мне. И только мне решать, что делать, если требования вашего Управления Дознания вступят в противоречие с моими. Поймаю за руку на взятке или ином преступлении – вышвырну с Заставы. Сразу. С соответствующим донесением. И не погнушаюсь выступить на трибунале с обвинением. Устраивает? Тогда я готов принять младшего Кацмана.
– Марголиса, – уточнил А.Л. – Он сын Эсфири. Моей сестры-близнеца.
На мгновение лицо Дэва омрачилось, и А.Л. показалось, что Воевода вздумал пойти на попятную. Генерал-полковник хотел уже спросить, чем сын Эсфири отличается от сына того же младшего брата Мойши, но не успел. Дэв тряхнул головой и буркнул:
– Ладно. Воспитал тебя – воспитаю и его.
Воевода высунул голову в приёмную, где в ожидании исхода переговоров мялся декан, и зычно рыкнул:
– Разбей, Старик!
***
На следующее утро вчерашние выпускники выстроились в очереди к телепорту для отбытия на новое место службы. Секач постарался затесаться в самый конец, чтобы не попасться на глаза бывшим сокурсникам. Да куда там! Его отлавливали. Пожимали руку. Покровительственно хлопали по плечу и поздравляли полушёпотом.
После объявления результатов экзамена, когда в числе сдавших не прозвучало имя атьдватийца, народ сильно озадачился. Но стоило старосте завопить: «Ребя, а я знаю, кого отобрал себе Воевода! Секача и Грача!» – всё сразу встало на свои места.
Молодые выпускники были свято убеждены: не выдав Секачу диплом, хитрый А. Л. отмазал его от службы при дворе. Зачем? Чтобы без помех сплавить своему наставнику Дэву!
Секач не стал разубеждать наивных сокурсников.
***
Сам атьдватиец жестоко страдал.
Его прежнее неодолимое желание попасть в Приграничье сменилось полнейшей апатией. Мысли об отречении от Рода казались сейчас кощунственными и пришедшими в угаре безумства. Да Отец с ними, и с дипломом, и с потраченными пятью годами жизни, и с мечтами! Предложи Секачу кто сейчас уехать ко двору курфюрста – хоть мойщиком полов! – парень радостно бы ухватился за предложение. Даже хранителем королевского ночного горшка не погнушался устроиться – лишь бы обратно, в среду расово полноценных атьдватийцев.
