— Я Саше соврала... и тебе... насчет телефона... и ключей, — она чуть не плакала. — Саша мне денег дал... двадцать пять тысяч... сказал, подарок на день рождения...
— А если бы не дал? Что бы ты делала? — Так, стоп, он говорит совсем не то, что нужно. — Ладно, забей, — Влад мотнул головой, отгоняя лишнюю сейчас мысль. В конце концов, если бы не «подарок» Воронова, неизвестно, где сейчас была бы Ксения. — Сколько ты отдала этому товарищу?
— Тридцать... Я добавила еще пять из тех, что ты мне оставил...
— А должна было сорок, так? — теперь мозг его работал четко и ясно. — С остальными что? Он тебе дал еще время? Или предложил другой вариант?
По тому, как Ксения вновь потупилась, сразу же понял, что попал в точку:
— Ну?
— Он пошутил, — растерянно пожала она плечами.
— Чего хотел?
— Стриптиз, — помолчав, все же выдавила девушка.
— Че? — Влад громко выругался: — Какой, на хер, стриптиз?! — настигшая внезапно догадка поразила и напугала его: — И ты согласилась?!
— Нет, Влад, ты что! — горячо запротестовала Ксения, вскочив на ноги, смело взглянув ему в глаза. — Я бы никогда!
Демидов не стал ее расстраивать, умолчал о том, что если бы захотел этот подонок пойти до конца, то дело одним бы только стриптизом не ограничилось. Нормальные, неублюдочные дети так не угрожают, даже в шутку, синяков после себя не оставляют. Такие, как этот Ковылев, пользуются беззащитностью жертвы, с каждым разом запугивая ее еще больше, уверяя, что во всем виновата она сама — не так вела себя, не то говорила. Только с Ксенией этот козел просчитался — у нее есть Влад, и он никому не позволит причинить ей вред.
***
После разговора с Владом напряжение если и не ушло полностью, то немного отступило. Стало легче и не так страшно уже просто оттого, что она знала — она в этом мире не одинока. Слова «брата» еще долго звучали в ушах, вселяя надежду, обещая защиту:
— У тебя есть я. И я никому не позволю причинить тебе вред...
И Ксюша поверила. Поверила его твердым, уверенным словам. Его спокойному, решительному взгляду. Его крепким и сильным рукам, сжимающим ее плечи. Впервые рядом с ним она почувствовала себя в безопасности, так же как и с Сашей.
Теперь она иначе смотрела на все его придирки, за которыми скрывалось не желание задеть или обидеть, а защитить, уберечь от окружающего мира. Он старше, опытнее, он знает жизнь, просто не может выразить иначе свою заботу. Свой отпечаток наложила еще и обида на ее мать.
Бабушка, которая больше жизни любила Ксению, тоже, бывало, ругала и ее, и маму. Говорила, что не хочет, чтобы внучка повторила судьбу матери, которая однажды оступилась по глупости, по неопытности, по нежеланию прислушиваться к старшим. Со слов бабушки, мама Ксении была упрямой, своевольной, и жизнь ее за это наказала.
Бабушка неустанно повторяла, что девушка должна быть скромная и чистая, позволяя мужчине любить себя и вознаграждая его за эту любовь. Единственного мужчину, одного на всю жизнь. Наказывала беречь себя для того самого, единственного, для будущего мужа, не связываясь с кем попало. Ксения в душе посмеивалась над старомодностью бабушки, но перечить не смела, со всем соглашалась.
Когда, немного повзрослев, девушка поинтересовалась о причине бабушкиного недовольства собственной дочерью; та, не выдержав, в сердцах бросила, что, мол, Машка, во-первых, не сберегла себя до брака, во-вторых, связалась с женатым мужчиной, а в-третьих, родила ребенка без мужа. Первые две ее вины она потом часто упоминала, а вот о последней больше никогда не заикалась, наоборот, говорила, что если бы мама еще и Ксюшу бросила, то она бы ее никогда больше на порог не пустила.
