Рыцарь, смотрите-ка. Пожимаю плечами. Ладно, его проблемы.
— Не вдаваясь в подробности, — изрекает Жанна, появляясь из портала последней, — вы не на Земле. Вернее, не на той Земле, — уточняет, видя наши вытянувшиеся лица. Приподнимает ногу, хмурится, глядя на свои шпильки, на которых, кажется, накололось по килограмму прелой листвы, взмахивает рукой, переплетая пальцы, и каблуки становятся идеально чистыми.
— Офигеть! — вновь повторяет Русик.
— …И здесь свои законы энергии, — продолжает женщина, проигнорировав возглас. — Безлимит, чтобы вам было понятнее, дети мобильного интернета, — оскорбила, можно подумать, ну-ну. Юмористка. — Пойдемте, — снова пасс рукой, и перед нами поверх травы появляется дорога из желтых плит.
— Жевуны будут? — ржет справа от меня Холостов.
Одни Петросяны вокруг.
— Там была дорога из желтого кирпича, — бурчу.
Фигурно вырезанную плитку от кирпича отличить не может.
Воспоминание 17
Замковый двор тоже выложен цветной плиткой, но цвета разные и явно образуют узор, но так сразу не поймешь какой — на него бы с высоты посмотреть. Жанна, бодро цокая каблуками, ведет нас к высоченным двустворчатым дверям, которые открываются навстречу гостям сами.
— Офигеть! — в третий раз повторяет Русик, на этот раз оказавшийся рядом со мной.
Молчу. Мой лимит удивлений, похоже, исчерпан.
Мы оказываемся в огромном холле. Тут тоже плитка, но черно-белая, квадратная, только шахматных фигур не хватает. Вверх уходит широченная лестница, покрытая красной ковровой дорожкой. Балясины фигурные, в форме цветов и птиц — настоящее произведение искусства.
Откуда-то из прилегающего к холлу коридора выныривает мужчина. Обычный, среднего роста и неприметной внешности; брюки, рубашка, легкая, но аккуратная небритость.
— Добро пожаловать в Сурок! — приветливо улыбается.
— Здравствуйте, — отвечаем нестройным хором.
— Это Семен Евгеньевич, наш завхоз, — представляет Жанна. — По всем бытовым вопросам — к нему. Семен, все комнаты готовы?
— Обижаешь, — наигранно хмурится мужчина.
— Перестраховываюсь, — возвращает шпильку в ответ Шапокляк.
У завхоза вздрагивает уголок губ, но он сдерживается и не нарывается.
— Пойдем, молодежь, будем заселяться, — кивает в сторону лестницы.
— А лифта тут нет? — тихо ужасается за моей спиной Люда, видимо, тоже оценив количество ступеней.
В этот момент Бабай издает возмущенный мяв из своей переноски, мол, ну сколько можно меня тут держать, и брови завхоза ползут вверх.
— Кот? — смотрит при этом не на Бобку в его домике, а на Жанну. И его взгляд явно говорит: «Ты издеваешься?».
— Кот, — отрезает женщина. Читай: «Вопрос не ко мне».
Семен Евгеньевич хмыкает. Жанна смотрит на него свысока. Похоже, эти двое не ладят.
— Кот так кот, — сдается завхоз. — Будет жить в саду, — и тянет руку к переноске.
— Не надо в саду! — вскидываюсь, готовая закрыть своего четвероногого друга грудью. — Он домашний.
Мужчина переводит взгляд на Жанну, ясно демонстрируя, кто тут шеф.
— В саду, — отрезает та, руша на корню все мои попытки протестовать. — Территория закрытая, защищенная. В саду лето. Домик организуем, кормить будем. Между занятиями можешь навещать.
Как из пулемета расстреляла. А что я могу? Прямо сейчас устроить забастовку и потребовать отправить меня домой? Вот прямо сейчас и не могу, потому что только сейчас мне любопытно настолько, что никуда я добровольно не денусь. А Бабай… В саду же мышки, наверное, птички — ему интересно будет. Живет же, бедный, всю жизнь в четырех стенах.
