Когда они убрали осколки, Касем взял Ибрагима за руку и повел его на семейный совет, он приказал ему, но в голосе его чувствовалась симпатия и любовь к брату:
– Посиди о нами. Ведь ты уже мужчина, а это – твой дядя.
Юноше казалось, что от волнения у него в груди клокочет вулкан. Он, согнувшись, присел на циновку у двери к потупил взор.
Касем протянул ему стакан с чаем:
– Пей. Когда пойдешь работать и разбогатеешь, купишь много стаканов, не то что один.
Сказав это, он засмеялся, пытаясь развеять грусть, окутавшую лицо его брата.
Мать стала бледнеть, оживление постепенно исчезло с ее лица, а старик сузившимися глазами так и сверлил юношу, словно хотел узнать, что творится у того в голове.
Касем произнес бодрым голосом, стараясь изменить тему разговора:
– Вы ужо начали экзамены?
– Нет. Через неделю, – ответил Ибрагим, быстро взглянув на брата и тут же опустив глаза.
– Надо, чтобы ты хорошенько подготовился, – продолжал Касем.
Ибрагим ничего не ответил, он уже допил чай и крутил в руках пустой стакан.
Касем сказал:
– Кстати, я бы хотел, чтобы ты почитал мне свои стихи, Ибрагим.
Юноша испугался, но Касем успокоил его:
– Я случайно наткнулся на тетрадку у себя па столе и прочитал несколько стихотворений. В них что-то есть…
Тут Ибрагим окончательно успокоился и встал, бормоча:
– У меня… у меня… уроки… я должен повторять.
Он вышел. Мать тоже встала, сказав Касему:
– Сынок, пригласи дядю к себе в комнату.
И сославшись на работу на кухне, она вышла. А Касем помог дяде подняться и перейти в другую комнату.
Старик ухватился за створки раскрытого окна и стал глядеть на улицу и здания, тесно прижатые друг к другу, которые громоздились перед ним. Касем встал рядом. Старик сказал ему в шутливом тоне:
– Глаза устают глядеть на эти белые дома, то ли дело у нас, – зелень, земля, река.
Касем из вежливости согласился с ним. А тем временем старик следил взглядом за каким-то мужчиной, который нос корзину с овощами и скрылся в доме напротив. Он повернулся к Касему и спросил:
– Кто это?
Касем не понял:
– Вы про кого?
– Да про мужчину, который вошел в тот дом.
Касем даже не обратил на него внимания.
– Не знаю, – ответил он. – Мы все здесь не очень хорошо знаем друг друга.
Старик взглянул на него с нескрываемым удивлением: у него в голове не укладывалось, как это человек может не знать своего соседа, а Касем продолжал:
– Если бы вы спросили меня о наших непосредственных соседях, чья дверь находится рядом с нашей, я еще, может быть, и ответил бы.
Старик удивился еще больше:
– А в деревне люди знают даже собак и коров, знают, кто у них хозяин, да еще много чего знают из личной жизни этих хозяев.
Казалось, что холодный ветерок долетел до старика, н он закрыл окно, облокотился на, подоконник, перевел дух: у него снова начинался приступ кашля. Касем помог ему сесть, и тот снова принялся впрыскивать себе в горло лекарство, потом долго и слабо кашлял, а когда кашель стал утихать, он сказал, еле выдавливая из себя слова:
– Мне не подходит морской воздух. В деревне я чувствую себя гораздо лучше.
Касем не расслышал его слов, но согласно кивнул. Он и представить себе не мог, как еще дух держится в этом немощном и изможденном старике. Сколько настоящих богатырей распрощались с жизнью из-за гораздо менее опасных болезней, чем та, от которой страдал его дядя.
Старик продолжал:
– Я хочу спросить тебя об одном человеке… Не говори мне, что ты его не знаешь – он один из самых важных и заметных людей в столице. Известный, богатый, многим помогает…
