– Береги себя, сынок, да хранит тебя Аллах!
И прежде чем он успел шагнуть за порог, она удержала его и горячо прошептала, словно в последний раз пытаясь убедить его в своей правоте:
– Ты ошибаешься в своих подсчетах, сынок. Мы, женщины, лучше разбираемся в этих делах. Дни рождений для нас никогда не забываются… То потрясение, которое я испытала со смертью отца, подействовало и на ребенка, которого я носила тогда в своем чреве, не знаю, сколько длилась эта задержка, но это и есть разница в возрасте между тобой и Ибрагимом.
Он ласково отвел ее от порога и сказал, улыбнувшись:
– Может быть, так оно и есть… Я знаю… Не надо волноваться.
Он поцеловал ее в лоб и вышел. Ему казалось, что она все прислушивается к звуку его удаляющихся шагов до тех пор, пока они не затихнут, а потом плачет, выходя из оцепенения, в которое она впадает перед ним. Всем своим поведением она выдавала то волнение, которое охватывало ее каждый раз, когда она пыталась представить образ своего прошлого так, как ей хотелось бы, хотя давно уже было пора прекратить эти бессмысленные попытки.
…Старик стряхнул крошки со своей бороды и снова обратился к племяннику:
– Много всего произошло на этом свете, сынок, но мы ничего не забыли. Когда нас отпустили на волю, колючей проволокой уже обнесли почти все земли деревни, оставив лишь небольшой клочок. Как я советовал тогда твоему отцу выждать немного, но он отказался. Они затопили всю его землю, и у меня тоже они отняли лучшие угодья… И все же твой покойный отец не стал ждать.
Старик помолчал немного и спросил:
– Может быть, мать тебе уже рассказывала об этом…
И до Касема вновь донесся издалека голос матери: «…Твой дядя поступил хитро. У него и вправду отняли землю, но он сговорился с каидом по поводу земли других жителей деревни. Французы взяли его земли, но помогли ему самому захватить оставшиеся земли феллахов. И благодаря этому, земли у него оказалось еще больше, чем прежде. А твой отец был словно из другого теста, человек прямой, ученый, факих… Он не пошел этим обманным путем, и его бросили в тюрьму, но и этого им было мало, и тогда они убили его.
Касем удивился, он никогда не слышал, что отец его был убит. Он отложил в сторону тетради, которые держал в руке и принялся с удивлением расспрашивать мать: в то время ему было около десяти лет:
– Его убили? Разве он не умер, как другие? Почему раньше ты мне об этом ничего не рассказывала? Она утирала слезы, говоря ему:
– Почему не рассказывала раньше? Зачем тебе знать это? А десятилетний сын продолжал спрашивать:
– Как его убили?
– Они бросили его в тюрьму, а когда отпустили, он вернулся в деревню и увидел, что у него отняли землю и обнесли ее колючей проволокой. Тогда ночью, ни оказав никому ни слова, он взял ружье и пошел караулить судью. Наверное, кто-то увидел его. Он не обратил на это внимания, заметил только, когда солдаты уже окружили его со всех сторон. Его снова бросили в тюрьму и выпустили только спустя несколько месяцев… Тело его было… Да и какой смысл теперь описывать все это? Он прожил
после этого всего несколько дней, словно и отпустили они его только для того, чтобы он умер в своем доме.
Сказав это, она заплакала, и на глаза ребенка навернулись слезы. Очнувшись от слез, она попыталась утешить сына:
– Не печалься. Не надо бы знать тебе всего этого так рано.
Потом она поднялась, вложила тетради сыну в руки и велела ему учить уроки, а сама вышла,, делая вид, что очень занята…»
