– Ты зачем на котлету сахар высыпал? – Надя с удивлением наблюдала, как супруг взял ложечку из солонки, залез ею в сахарницу и высыпал содержимое на котлету.
– Разве сахар? – отсутствующим тоном поинтересовался муж и положил котлету в рот.
– Знаешь, милый, иди лучше в постель.
По-моему, перемены в доме слишком перегрузили твою головку, – с беспокойством заметила жена и побежала стелить постель. Петр Григорьевич дожевал котлету и послушно поплелся в комнату. Широкая лежанка пахла заводским лаком. Ерожин снял брюки и залез под одеяло.
– Поспи, милый. Для первого раза ты и так слишком много сегодня ходишь. Константин Филиппович назначил тебе неделю щадящего режима, – напомнила Надя и задвинула шторы. – Господи! Какое счастье, что ты уже дома…
Петр закрыл глаза и притворился спящим.
Ему очень хотелось прочитать письмо Шуры, но делать это при Наде Ерожин воздерживался. Лежать с закрытыми глазами ему скоро надоело. Петр Григорьевич приподнялся, попытался зажечь лампу возле тахты, но не мог найти выключатель. Лампа, как и все в доме, была новая.
– Надя, где она зажигается? – крикнул Ерожин в сторону кухни, поскольку супруга колдовала там с посудомоечной машиной.
– Ах ты мой бестолковый калека! – рассмеялась она и нажала выключатель над головой Петра.
Ерожин попросил журналы и принялся их листать.
– Тебе лучше бы поспать, – посоветовала Надя и удалилась.
Ерожин послушал, как она гремит на кухне тарелками, быстро вылез из-под одеяла и босиком, стараясь не шуметь, подобрался к брюкам. Выхватив из кармана конверт, вприпрыжку, морщась от боли в ноге, вернулся на тахту и запрятал письмо под подушку. Проделав эту операцию, Петр Григорьевич лег на спину и уткнулся в журнал. Надя закончила с посудой, уселась в кресло и принялась перебирать нетронутую Ерожиным часть корреспонденции.
– Ты видел? Нас в театр приглашают, – сказала она, достав из конверта жесткий пригласительный билет. Вместе с билетом лежала маленькая записочка. Надя развернула ее и громко прочла приглашение. – Как тебе это нравится?
– Повтори, пожалуйста, я не расслышал, – попросил подполковник.
– Слишком ты стал рассеянным В больнице я этого не замечала, – медленно проговорила Надя, с удивлением поглядывая на Петра.
– Прости, зачитался, – соврал Ерожин.
– Записочка и приглашение от дамы, – многозначительно сообщила Надя.
– От какой еще дамы? – не понял супруг.
– От той, которую ты обворовал и изнасиловал. От актрисы Нателлы Проскуриной.
В театр на премьеру приглашает.
– В Новгород? – усмехнулся Ерожин. – Больно далеко.
– Во-первых, премьера у нее сегодня. Во-вторых, не в Новгороде, а в Москве. В Театре современной пьесы. Слушай. Читаю:
«Уважаемый Петр Григорьевич! Мне было очень неловко, что я вам принесла столько неприятностей. Из областного театра я ушла.
Рискнула поступить в антрепризу. Один хороший человек принял участие в моей судьбе.
Очень была бы рада видеть вас с супругой на премьере. Не думайте, пьеса серьезная, и я очень волнуюсь. Нателла Проскурина».
Надя отложила записку.
– Что скажешь?
– О чем говорить, раз мы все равно опоздали. А что за спектакль?
Жена развернула пригласительный билет.
– «Бал Сатаны» по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Инсценировка и режиссура Марка Тулевича.
– Опять Нателла голая на сцене торчать будет, – усмехнулся Ерожин.
– Почему голая? – не поняла Надя.
– Потому что на балу Сатаны Маргарита сидит голая. Я этот спектакль сто лет назад на Таганке видел, – ответил Ерожин и вспомнил, что в Театр на Таганке его затащила Соня Кадкова.
