– А может, она вовсе и не Маргариту играет? – предположила Надя.
– Мастера или Сатану изобразит? – съязвил Петр.
– Наверное, ты как всегда прав. Тем более жалко. Ты же любишь красивых женщин, – улыбнулась Надя.
– Пойдем в другой день. Сегодня мне не до театра.
Супруга снова углубилась в прессу. Петр Григорьевич внимательно посмотрел на жену, минуту подумал и неожиданно попросил:
– Сходи в магазин, если не устала. Купи водки. Надо же нам ремонт обмыть.
– Тебе сейчас пить вредно, – не очень решительно возразила она.
– Немного можно, – настаивал Петр Григорьевич.
Надя поднялась с кресла и подошла к шкафу. Ерожин нетерпеливо наблюдал, как жена одевается. Как только за Надей закрылась дверь, он выхватил из-под подушки конверт, достал письмо Шуры и, усевшись под лампу, принялся читать. Дочитав до конца, задумался и перечитал снова. Закончив чтение, подполковник встал и, слегка прихрамывая, пошел с письмом по квартире. Обойдя комнату, заглянул на кухню, постоял, размышляя, подвинул стул, забрался на него, открыл дверцу антресолей, где некогда лежал кейс с долларами Вахида, засунул туда письмо, поставил стул на место и вернулся на тахту.
Когда Надя объявилась с пакетом напитков и провизии, Ерожин, лежа на спине, продолжал изучать иллюстрированный журнал.
– Ты поднимешься и сядешь в кресло или прикажешь подать тебе ужин в постель? – спросила она, снимая пальто в прихожей.
– Я поднимусь и сяду в кресло, – мрачно ответил Петр Григорьевич.
– Тогда поднимайся, – попросила Надя и исчезла на кухне.
Подполковник покинул тахту и, прихрамывая, направился к шкафу. Его махровый халат после «кадковского» погрома чудом уцелел, и Ерожин с удовольствием в него облачился.
Сидя в кресле, он молча наблюдал, как Надя сервирует низкий журнальный стол со столешницей из дымчатого стекла, как ставит на него фужеры и рюмки, раскладывает на тарелочки фрукты и закуски.
– Хочешь, я переоденусь к ужину? – кокетливо спросила молодая женщина, покончив с приготовлениями.
– Переоденься, – без всяких эмоций согласился Ерожин.
Надя открыла шкаф, достала платье и ушла с ним в ванную. Пока она там занималась собой, Петр Григорьевич, глядя в одну точку, неподвижно застыл в кресле. Надя вышла. Она чуточку подвела глаза, и от этого они стали еще темнее. За время болезни Петра жена побледнела и немного осунулась, но сейчас, при помощи косметики, цвет лица восстановила.
Молодая женщина в этот момент и впрямь была удивительно хороша. Но реакции мужа Надя не дождалась. Он смотрел мимо.
– Что с тобой, Петя? Тебе нехорошо? – спросила она и опустилась в кресло.
– Нет, все нормально, – ответил Ерожин и взялся открывать водку.
– Что случилось? Почему ты такой злой и чужой? – прошептала Надя.
– Тебе показалось, дорогая. – Петр разлил водку в две рюмки и поднял свою:
– За все хорошее.
Он выпил залпом.
– Петя, я же водку не пью. Вот вино. Но я не умею откупоривать бутылки. – Голос женщины звучал обиженно и растерянно. Таким своего мужа Надя наблюдать не привыкла.
Ерожин взял вино и ввинтил в пробку штопор.
– Прости, я не сообразил, – сказал он и как бы между делом спросил:
– Ты давно видела Алексея Ростоцкого?
– Десять дней назад. А почему ты этим интересуешься? – в свою очередь спросила Надя и покраснела. Ерожин сделал вид, что смущения жены не заметил:
– Просто так. Он был в Москве?
– Да, он был в Москве и заходил сюда. – Надя не понимала, чего хочет муж, и потому терялась.
