Антоний смотрел на Макрона сузившимися от ярости глазами.
– Идиот долбаный…
– Правда? А не ты ли в эту ахинею поверил, а? Так кто из нас, спрашивается, идиот?
– А что, ты бывал во дворце? – спросил Феликс, повернувшись к Катону. – В императорским дворце?
Катон кивнул.
– Слушай, про это ты никогда не рассказывал.
– Да рассказывать-то особо нечего. Я там родился и вырос, во дворце этом. Мой отец, вольноотпущенник, служил при дворе: это он организовал бóльшую часть знаменитых увеселений Тиберия и Калигулы. Матери я не помню: она умерла вскоре после родов. А после смерти отца меня направили на службу в легионы, с тех пор я здесь.
– Должно быть, несладко тебе пришлось, после дворца-то?
– Не без того, – признал Катон. – С непривычки было тяжеловато. Но я вот что скажу: жизнь во дворце ничуть не безопаснее, чем здесь, в легионах.
– Забавно, – промолвил Феликс и кивнул в сторону Максимия. – Он говорит то же самое.
– Правда? – пробормотал Катон. – Как раз преторианцы всегда были в выигрышном положении. Не припомню, чтобы на них когда-нибудь обрушивались гонения, если не считать Сеяна с приспешниками.
– А ты что, был там тогда? – Глаза Феликса вспыхнули. – Это и правда было так страшно, как говорят?
– Хуже. О таком не знаешь, как и рассказать. – При воспоминании о событиях, связанных с падением Сеяна, лицо Катона помрачнело. – Людей убивали сотнями. Сотнями… Даже малых детей… А некоторые из них играли со мной, когда бывали во дворце. Преторианцы хватали малышей и закалывали, они привыкли именно так сражаться…
Мрачный тон друга заставил Макрона нахмуриться.
– Давай судить по справедливости, – промолвил он, указывая кивком в сторону командира когорты. – Его ведь тогда там не было, верно?
– Не было. Во всяком случае, я не видел.
– Под Камулодунумом преторианцы сражались бок о бок с нами и неплохо себя показали. А бой был кровавый.
– Да, ты прав. Я погорячился, нельзя так обобщать.
– Слушай, – тихо произнес Туллий, – а ведь Максимий вполне мог знать твоего отца. Спроси у него как-нибудь, улучив минутку. Между вами может быть что-то общее.
Катон пожал плечами. Он сильно сомневался, что может иметь хоть что-то общее с Максимием. Пренебрежительное отношение командира когорты к молодому центуриону стало очевидным уже после нескольких дней службы. Но еще обиднее было думать, что и остальные центурионы когорты, кроме Макрона, конечно, разделяют это отношение.
Из редеющей тьмы раздалась команда «Смирно!», и Катон узнал голос Фигула. Послышался похожий на отдаленный гром топот сапог, подбитых железными гвоздями. Максимий отошел от жаровни и присоединился к своим командирам.
– Это, должно быть, легат. Становись!
Он выступил на два шага вперед и вытянулся в струнку. Остальные центурионы растянулись в шеренгу позади него, подравнялись и выпрямились. Воины стояли, расправив плечи, подняв подбородки, держа руки по швам. Все замерло, только лошади продолжали фыркать и переступать копытами. Топот стал громче, и спустя несколько мгновений в багровом свете жаровен у ворот появился сам легат Веспасиан, сопровождаемый группой приближенных. Остановившись, он ответил на приветствие центурионов.
– Судя по виду твоих ребят, Максимий, они так и рвутся в бой.
– Так точно, командир. Ждут не дождутся, когда можно будет начать сражение.
– Рад это слышать.
Веспасиан подступил ближе к командиру когорты и понизил голос:
