Прежде чем вынести заключительное суждение, командующий выдержал паузу. Он сделал это не просто ради дешевого театрального эффекта. Плавту хотелось, чтобы эти люди пережили несколько мгновений настоящего ужаса в ожидании решения, касающегося их участи.
– Третья когорта лишается права на пребывание в лагере на шесть месяцев. Со знамен всех центурий будут удалены награды и знаки отличия, начисление выплат будет приостановлено, рацион ограничат ячменем и водой. Приговор вступает в силу немедленно.
Несмотря на полугодовую перспективу тяжкого полуголодного существования, самым сильным чувством, которое испытал Катон, был стыд. Каждому подразделению в армии станет известно, что он вместе с прочими бойцами и командирами когорты пренебрег своим долгом. Куда бы они ни направились, придется маршировать под оголенными штандартами, знаками бесчестья. Тень этого приговора будет лежать на нем куда дольше оговоренных шести месяцев: память о преступлении всегда превосходит срок наказания.
Командующий сложил свои таблички и уже собирался встать, когда Нарцисс вдруг подался к нему и положил руку на его плечо.
– Один момент, командующий.
– В чем дело?
Нарцисс склонился к Плавту поближе и заговорил так тихо, что слышать его мог только он. В шатре воцарилась неестественная тишина: все затаили дыхание и напрягли слух, пытаясь уловить хотя бы слово. Несколько мгновений Плавт внимательно слушал, потом на его лице появилось выражение ужаса, и он покачал головой. Нарцисс заговорил еще более настойчиво, тыча в направлении командующего пальцем, чтобы подчеркнуть важность сказанного. Спустя некоторое время командующий, по-видимому, уступил и мрачно кивнул, после чего повернулся к Веспасиану и что-то шепнул. Поджав губы, Веспасиан посмотрел на командиров Третьей когорты.
Командующий Плавт откинулся назад, сложил руки на груди и обратился к собравшимся в шатре:
– В силу серьезности вины Третьей когорты, пренебрегшей своим долгом, а также в назидание всей армии, служащей в этой провинции и за ее пределами, приговор дополняется указом о децимации. Жеребьевка по центуриям будет проведена немедленно. Казнь состоится послезавтра на рассвете, на глазах у представителей всех легионов. Трибун! Отведи этих командиров к их подразделениям.
Когда центурионы покидали шатер, Катон непроизвольно отмечал выражение их лиц. Максимий смотрел себе под ноги, не решаясь ни с кем встретиться взглядом. Лицо Туллия сделалось пепельно-бледным. Макрон был в ярости и, проходя мимо Катона, слегка покачал головой в знак горького негодования. Феликс и Антоний выглядели ошеломленными. Наконец дошла очередь и до самого Катона. Он двинулся к выходу за остальными, чувствуя странное онемение, словно жестокая окружающая действительность вдруг сделалась смутной и отдаленной.
Децимация. До сих пор он только слышал об этом наказании – самом страшном, которому мог подвергнуться личный состав легионов в походных условиях. Одного человека из десяти, выбранного по жребию, его же товарищам предстояло забить до смерти. Молодой центурион с трудом боролся с порожденной ужасом тошнотой.
Вернувшись к подразделениям, центурионы встали каждый перед своей центурией и в колеблющемся красном свете факелов молча ждали, пока из штабного шатра не вышли шестеро писцов. Каждый держал в руках простой самнитский глиняный горшок. Они разделились: каждый направился к одной из центурий Третьей когорты. Когда писцы заняли свои места, трибун Плиний выступил вперед:
