Как магнитом притягивает.
Рядом на столике бокал с янтарной жидкостью, в уголках губ кривая улыбка, в глазах черти.
Боги, верните мне того Ольшанского, что был раньше!
Мои ноги в одну секунду размягчаются до состояния ваты — если попробую сделать хоть один шаг, точно упаду. Поэтому стою как приклеенная, прижимаю к животу пакет с футболкой и пялюсь на бугристые мышцы.
— Долго на пороге торчать собираешься? — Демид берет со столика бокал и делает глоток. — Иди сюда, садись.
Он хлопает рукой по дивану, а я залипаю на смуглой шее. Смотрю, как двигается кадык, когда Демид делает глотательное движение, сама непроизвольно сглатываю.
Мы так не договаривались. Я готовилась к встрече с мрачноватым неприступным мужчиной, наглухо упакованным в дорогой, застегнутый на все пуговицы костюм. А еще к агрессии, которая исходит волнами, как тогда в отеле, и заставляет всех вокруг подчиняться одному только звучанию его голоса.
Но к тому, что он будет сидеть, развалившись, вытянув ноги, и потягивать виски, меня точно никто не готовил. А еще так смотреть, как будто...
Как будто я ему нравлюсь.
Может бросить в него футболкой и сбежать? Незаметно оглядываюсь по сторонам, облизывая пересохшие губы. Но ноги по-прежнему не слушаются, словно они набиты ватой, а я безвольная тряпичная кукла.
Правда, судя по заинтересованному взгляду Демида, мои ноги ему тряпичными не кажутся. Машинально оттягиваю подол, хотя сама нарочно выбирала платье покороче. С пояском на талии и пышными рукавами-буфами. Как у куклы...
Черные глаза смотрят не мигая, но в самой их глубине мелькает насмешка.
«Что я там не видел?» — красноречиво спрашивают они под вопросительно выгнутыми бровями.
Еще одно движение кадыка, очередная порция виски стекает вниз, а я слежу за всем этим с плохо скрываемым интересом.
Демид прав, он видел гораздо больше. Разведенные в стороны ноги, отодвинутую полоску белья, а под ней...
Все. Все он там видел.
Краска бросается в лицо, щеки вспыхивают. Хочется прижать к ним ладони, чтобы хоть немного остудить, но я подавляю порыв.
Не хочу, чтобы Демид догадался по моему лицу, о чем я сейчас думаю.
Ольшанскому тем временем надоедает ждать. Он делает глоток, встает с дивана и подходит с бокалом в руке практически вплотную. В ноздри проникает запах дорогого мужского аромата, смешанного с алкоголем и еще чем-то неуловимым.
Снова с трудом подавляю очередной порыв, на этот раз чтобы не зажмуриться.
Разве можно быть таким... притягательным?
— У тебя как будто со слухом все нормально было, — Демид облокачивается о стену, нависая надо мной. — Ты меня вообще слышишь? Или я слишком сливаюсь с диваном?
Это шутка, понимаю, что должна как-то отреагировать. Слабо улыбаюсь, оглаживаю платье. А на шее цепочкой вспыхивают ожоги, оставленные испытывающим взглядом черных глаз.
Что это? Что происходит?
Что он со мной делает?
И разве это законно вызывать такие чувства?
Внутри то холодно, то жарко. Меня то окунает в ледяную воду, то выбрасывает в жаркую пустыню, прямо в горячий песок.
Вновь облизываю сухие губы, поднимаю глаза на Демида.
— Я принесла вашу футболку, — сипло говорю и указываю глазами на пакет, который прижимаю к себе. — Я... Я ее постирала...
— Принесла, давай, — Ольшанский забирает пакет, причем я зачем-то за него цепляюсь до последнего, и небрежно бросает на диван. — Будешь?
Он протягивает бокал, в нос бьет крепкий запах дорогого виски. Папа тоже его любит, но я не пробовала ни разу. Не хотелось.
