Вместо того чтобы хоть слегка оправдаться, сказать хоть что-то, что заставит меня смягчиться и подумать, что я ошиблась, Леша смотрит на меня с усмешкой. Да он издевается! И даже не стыдится! Ну черт возьми! Какого же я кретина полюбила! С такой вот скотиной семь драгоценных лет провела!
— Ты сейчас же сядешь в машину. Или же не сядешь. При любом раскладе Даша поедет со мной. А ты на все четыре стороны, Настя. Уверен, найдется тот, кто примет тебя. А уж без ребенка так вообще с удовольствием.
— Мама! Мамочка! — дочь обнимает меня за талию, прижимается щекой к холодному пальто. — Пожалуйста, не оставляй меня.
Даша плачет, а у меня сердце кровью обливается. Я, конечно же, ее не оставлю. Но и идти с мужем... Господи, дай мне сил и терпения, пожалуйста.
— Она боится. Оставь нас в покое, Леша. Дай хотя бы ребенка успокоить.
— Успокоишь в машине, — сжав мой локоть, тянет к внедорожнику.
У меня не остается выбора, кроме как сесть и поехать с ним. Ну послушаю я, что он скажет. А потом... Рано или поздно заберу дочь и сбегу из того дома, где провела самые счастливые годы своей жизни. А теперь и самые ужасные.
— Не оставляй меня, — словно в бреду повторяет дочь. — Пожалуйста, мамочка. Я люблю тебя. Не уходи без меня.
Ком застревает поперек горла. Дышать становится невозможно. Я помогаю дочери сесть в машину, сама же располагаюсь рядом. Едва Леша оказывается за рулем, первым делом блокирует двери.
— Ты свихнулся, — говорю тихо, качая головой. — Думаешь, я из-за тебя это сделаю?
Речь не продолжаю. Я имею в виду: неужели он думает, что я способна открыть дверь и прыгнуть? Или что там в его тупой голове вертится? Черт знает.
— Ну мало ли. Ты любитель адреналина. А я рисковать не хочу.
— Чем рисковать? У тебя крыша поехала. Ты не в себе, — наши взгляды в зеркале заднего вида встречаются, и я только сейчас замечаю, что у него глаза красные. — Ты что, пьян? Идиот! Останови машину! Я хочу выйти! На такси поеду лучше.
— Заткнись, Настя, — бьет он по рулю так, что мы вместе с дочерью вздрагиваем.
И я затыкаюсь до тех пор, пока мы не оказываемся дома, в нашей комнате. Даже Тамара Владиславовна на нас смотрит с сочувствием. Она уже поняла, что что-то не так.
— Будьте добры, уведите Дашку в ванную. Пусть ручки помоет, и накормите ее, пожалуйста, — прошу я женщину, на что она кивает и, взяв дочку за руку, тянет ее за собой.
Но малышка не сводит с меня глаз. Все оборачивается, смотрит так, будто боится, что я уйду, оставив ее с отцом.
— Ты все-таки умная женщина, Настя, — замечает муж, приближаясь вплотную. — И умеешь аккуратно действовать. Да так, чтобы я ни о чем не догадался. Но рано или поздно ты бы спалилась — и вот, получилось.
Леша хватает мой подбородок и поднимает, заставляя смотреть ему в глаза. Сжимает так, что причиняет невыносимую боль. Я цепляюсь за его запястье, впиваюсь в кожу ногтями. Да только Гончарову плевать. Он никак не реагирует, будто железный и ничего не чувствует.
— Что ты несешь? — рычу, отскакивая прочь. Но прежде врезаю ему пощечину. Пусть не такую сильную, какую получила утром от него я. — Ты псих! Да как я вообще все это время жила с тобой? Когда ты успел превратиться в такого зверя, Леша? Дочь наша в больнице лежала, а ты ни разу не приехал, не спросил, как ее состояние. Более того, даже дома ты не соизволил проявить заботу. Будто Даши вовсе нет. А меня... Меня ты в чем обвиняешь? Будь мужиком! Скажи напрямую!
