Впервые с той минуты, как хозяин назначил его дворецким, Дарби широко улыбнулся, показав дыру на месте глазного зуба.
– Да это же Дарби, верно?
– Да, милорд.
– Господи Боже мой! Вижу, вы достойно управляете домом! Поздравляю. – И Джереми пожал руку дворецкому, отчего того едва не хватил удар.
– Ах, милорд, сколько лет, сколько зим! Похоже, мы не встречались с самого… когда же это? Да, с сентября восемьсот пятнадцатого, с торжеств по случаю окончательного падения Наполеона. Как поживаете?
– Прекрасно, Дарби, лучше некуда. Много путешествовал, добрался до самой Ямайки, проверил, как там моя плантация, а потом отправился в Балтимор.
– В Балтимор? Но зачем вам вдруг понадобился Балтимор?
Джереми обернулся на звук голоса Мегги и ослепительно улыбнулся девушке.
– Здравствуй, Мегги! Да, я только что рассказывал Дарби, как провел несколько лет на Ямайке, на Камилл-Холл, моей плантации сахарного тростника, а потом погостил в Балтиморе у Джона Уиндема и его семьи. Джон разводит скаковых лошадей. В его конюшне имеется лучший во всей Америке жеребец-производитель. Я многому там научился.
– Думаю, вы и без того немало знали, Джереми. Недаром выросли на попечении моего дяди Райдера.
Джереми осторожно взял протянутую руку.
– Просто не поверите, но я немало усвоил насчет разведения скаковых лошадей и самих скачек. И теперь хочу устроить племенную ферму в своем доме в Фауи. Поэтому перед тем как начать, должен научиться всему, что только можно.
Одно лишь прикосновение руки, и Мегги едва не проглотила язык. И это она, всю свою жизнь проведшая в мужском обществе! Почему раньше нечто подобное ничуть ее не волновало? Правда, до сих пор до нее обычно дотрагивались родственники, и, согласитесь, в этом нет ничего возбуждающего. Джереми хоть и родственник, но не совсем. В их жилах нет общей крови. И она не помнит, чтобы раньше он касался ее… разве что брал за руку при встрече и расставании. Она помнила только, как стоит рядом, уставясь на своего бога, готовая поклоняться ему с любого расстояния.
– Наверное, конские скачки приносят куда больше денег, чем кошачьи бега, – выдавила она, глядя на его руку, сжимавшую ее ладонь. Ей так не хотелось отпускать его. Джереми молчал, вскинув брови на добрый дюйм. Мегги, тихо охнув, неохотно разжала пальцы.
– А твой отец приехал? – осведомился Джереми. Девушка покачала головой, шагнула к нему, но тут же опомнилась и остановилась. Где ее рассудок? Исчез, испарился, покинул ее. Стоило увидеть его, услышать, понаблюдать, как он жестикулирует, и разум быстренько избавил ее от своего присутствия.
– Нет, отец и Мэри Роуз не смогли пока оставить Гленклоуз-он-Роуэн. Может, недели через две они приедут и увидят меня во всем блеске новых нарядов. Кстати, дядя Дуглас и тетя Алекс в гостиной. Я… э… услышала ваш разговор с Дарби и решила сама отвести вас к ним.
«Неубедительно, Мегги, крайне неубедительно», – подумала она, заметив, как недоуменно моргнул Дарби. Остается надеяться, что он догадается держать рот на замке. Дарби крайне серьезно относился к своим обязанностям, а тут она ни с того ни с сего вылезла и вмешивается! Впрочем, кому какое дело?
Она снова схватила Джереми за руку и потянула за собой.
– Сюда.
– Ты выросла, Мегги, – заметил он своим прекрасным бархатистым голосом, – и превратилась в принцессу.
Мегги застыла на месте.
– Спасибо. Вы тоже стали очень высоким и красивым. Хотя в моей памяти всегда таким и оставались. Думаю, когда мы в последний раз виделись, вам было двадцать три или двадцать четыре.
