- Ты жестокий. Почему ты так со мной?
- Жестокий? Напомню, это не я скрыл от тебя ребёнка. А позвал, лишь когда нужда заставила.
Стоит признать, что доля правды в его словах есть. И, возможно, он имеет право злиться. Только есть одно но…
- Даже если бы хотела, я бы не смогла об этом сообщить, Всеволод Петрович. До таких небожителей, как вы, не дотянуться простым смертным.
- Передала бы через брата, раз уж вы с ним в таких прекрасных отношениях, гм? – парирует он.
А вернее, бьёт наотмашь.
Тут же вспоминаю, как сидела под грёбанным забором, заливаясь слезами, пытаясь увидеться с Севой, пока он… пока он… Делаю глубокий вдох, отвожу взгляд.
- Я хочу увидеть Ульяну.
- Увидишь.
- Я сейчас хочу.
- Ты её даже на руках не удержишь. Ты еле на ногах стоишь. Тебе надо со своим состоянием разобраться сперва.
Его твёрдое «нет» рушит остатки моей сдержанности.
- Я… я хочу… я так больше не могу… я… я….
Ненавидя саму себя за слабость, начинаю плакать. Уже не контролирую это. Слёзы просто катятся из глаз. И всё… Как бы не жмурилась, как бы не пыталась успокоиться, мне не удаётся. Ещё ужаснее, что Сергеев видит мою слабость. Да ему и так понятно, где мои болевые точки, в каких вопросах я наиболее уязвима. Вот только прямая демонстрация отчаяния может нанести мне вред.
- П-пожалуйста… - скатываюсь до мольбы. – Я не могу… это невыносимо.
Кажется, мой громкий всхлип перерастает в рыдание. Меня клонит в сторону. И темнота перед глазами, усыпанная белой рябью, начинает вращаться. Крепко держусь за кресло, только бы не упасть спиной на оконное стекло.
- Арина, - раздаётся совсем рядом.
А следом мои пальцы буквально отлепляют от спинки. Сергеев хватает меня за плечи, не позволяя осесть на пол. Он перемещает меня. Я утыкаюсь лицом ему в грудь. Это не первое наше касание после долгого перерыва, но определённо единственное, когда мы так близко. Когда все барьеры сметены.
Сева усаживает меня в кресло. Кладёт ладони мне на колени. Оказывается, ноги дрожат. Это он так успокоить пытается?
Берёт ладони в свои руки и легонько пожимает. Что это? Знак поддержки? Сочувствия? Того, что он принимает моё волнение? Я не понимаю.
Он вкладывает в мою ладонь бумажные салфетки, поит водой и глубоко вздыхает.
Потом встаёт и уходит.
Ставлю локоть на подлокотник и без сил роняю голову в ладонь. Всхлипы уже затихли, остаётся противное отупение. В голове ни одной нормальной мысли, эмоции рвут нервы. И собственная беспомощность перед этим мужчиной делает настоящее невыносимым, а будущее – ещё более призрачным.
Что меня ожидает? Ничего хорошего по видимости.
Не знаю, сколько я так сижу, смотря в одну точку. Реагирую лишь на посторонний звук.
Дверь в спальню снова открывается и внутрь заходит Сергеев с Ульяной на руках.
Я подаюсь вперед, короткие вздохи – один за другим – наполняют лёгкие кислородом.
Всеволод, держащий ребёнка, выглядит странно. Он будто сам не понимает, зачем это делает. А ещё, уверена, Сергеев не знает, как обращаться с такими маленькими детьми. Ульяна может заплакать, но она удивительно спокойна. Таращит свои прекрасные глазёнки, рассматривая окружающий мир, округляет ротик, подносит кольцо-прорезыватель к губам и начинает его мусолить.
Боже… это ж сколько времени прошло? У неё первые зубки режутся, а я… я всё пропустила.
От этой мысли новая порция слёз на подходе.
Но Всеволод, видимо, замечает моё состояние. Качает головой, словно проигрывает спор. Так и вижу его мысли
