Договорись со своей тенью - страница 17



Пауль взял её за руки:

– Знаю, тебе будет трудно обо всём забыть. Но пойми – я не воевал против твоего народа. Я вообще против войны и насилия.

– Нет, не трудно, а невозможно забыть, – поправила Пауля она.

– Но теперь войне конец. Мы живы и можем быть счастливы … Пауль с надеждой глядел ей в лицо. Ольга отрешённо смотрела на спокойную гладь озера. Пауль продолжил:

– Я хочу тебе сделать предложение. Знаю, я вдвое старше тебя, к тому же, у меня астма. Но я ещё не так стар, чтобы оставаться одному. Никогда не обижу тебя, и ты никогда не будешь чувствовать себя в доме работницей – только хозяйкой. Сама судьба привела тебя к нам. Тебе нельзя возвращаться на родину. Пауль разгорячился, волнуясь:

– Я точно знаю, вас всех отправят в тюрьму, потому что твоя мать поехала в Германию добровольно. Теперь вам лучше оставаться здесь. Я говорю с тобой как друг, поверь. Ни сегодня – завтра войне конец, я назову тебя своей женой, вы все останетесь в моём доме.

– Нет, я хочу вернуться на Родину. И боюсь, что я не смогу ни забыть, ни простить. Зря вы начали этот разговор, – ответила она сухо и решительно развернулась назад, намереваясь вернуться к бараку.

– Я желаю тебе добра. Тебе и твоей семье, поверь мне! – Пауль опустился перед Ольгой на колени и стал целовать её руки…

С этого места Ольге Сидоровне не хотелось оставаться в прошлых воспоминаниях, она предпочитала их обрывать именно здесь…


Иногда её спрашивали: сожалела ли она, что не осталась в Германии, а вернулась домой? Никогда, ни единого разу, как бы ни было трудно, Ольга не пожалела, что вернулась на Родину. Родина – мать, как можно оставить свою и любить другую, пусть даже красивее, по моде одетую и надушенную, но чужую мать?

Как-то после перестройки, когда рухнул «железный занавес», в Крым приехала Ольгина подруга Анна, которая осталась в Германии. Они дружили в детстве, ходили в одну школу. У Анны был брат-близнец Андрей. Всех их погрузили тем злополучным утром сорок второго в один вагон и повезли на чужбину. Но Андрей, улучив момент, сбежал на одной из стоянок. Скрываясь в лесах, вышел на партизан и до освобождения Крыма воевал в партизанском отряде. Через долгих пятьдесят лет близнецы встретились. Горько было смотреть на эту пару. Выглядели они как отец с дочерью. И Ольге, к сожалению, почти не о чем было поговорить с подругой детства.

А Ольга с матерью и сестрой, возвращаясь в сорок пятом, сошли с поезда где-то под Джанкоем, боясь оказаться за решёткой или на поселении. Севастополь для них был закрыт, родной дом разрушен, и нашли они приют на окраине Симферополя. Крайняя – так и называлась улица, на которой они поселились в ветхом домишке, почти сарае, с удобствами через дорогу. Рядом была цыганская слобода. Из этого дома и вышла замуж скоропалительно Ольга за мастерового человека, который шил обувь своим согражданам. У них родилась дочь Мария. Правда, прожили они не долго – всего два года, и после Ольга уже никогда замуж не выходила. Жила с матерью и дочкой. Девочку окрестили Марией, и после её рождения Ольга зачастила в церковь.

Машенька с детства любила рисовать, окончила художественное училище и с увлечением отдалась любимому делу – ткачеству по холсту иглой, так называемой теписерии. В восемнадцатом веке такие полотна в парижском квартале Гобеленов так и называли – гобеленами. Через несколько лет в Ялте открылась её первая персональная выставка. Потом были республиканские и всесоюзная в Москве. Ольга гордилась дочерью. Но со временем её астма и гобелены оказались несовместимыми. Ольга Сидоровна помнит, как вошла в больничную палату и увидела поникшую дочь с пустым безжизненным взглядом. Кризис в здоровье дочери совпал с кризисом в стране. Рушился «единый и нерушимый». Мария серьёзно занялась пастелью. Первые свои работы она – будучи членом Союза художников! – продавала в переходе. Тогда, в «лихие девяностые», художники говорили о себе: «Мы вышли на панель». Думала ли Ольга, что картины её дочери через десяток лет будут висеть рядом с полотнами Шагала, Малевича, Пиросмани, Шемякина в частных коллекциях Европы? Это будет позже, а в девяностых дочь замерзала в бетонных переходах, смущаясь, предлагала недорого свои пейзажи и натюрморты. А предприимчивые нувориши чемоданами вывозили в Германию на распродажу ордена и медали соотечественников, проливавших кровь за их мирную жизнь. Немцы с удовольствием покупали русские «сувениры».