Она покачала головой. Насмешливо и сочувственно:
– Меднов Сергей Александрович, семьдесят восьмого года рождения. У тебя уже сын взрослый, вторая ходка, а ты все Медь.
Зэк оскалил зубы – родные у него были желтые и мелкие. В стальном ряду они смотрелись как приемные.
– А ты моего сына не впутывай, он у меня пацан ровный!
Юрьевна наклонилась над столом, посмотрела на зэка в упор. Заговорила негромко, с доверительной интонацией:
– Сережа, мы с тобой, к сожалению, не один год друг друга знаем. Скажи мне, кто организовал побег? И я пойду дальше на работу, таких, как ты, арестовывать, а ты обратно в камеру – в карты доигрывать… или чем ты там занят обычно? Сэкономим друг другу массу времени. Ну как? Готов?
Медь спокойно улыбнулся.
– Вот ты неугомонная, – сказал он.
Светлана Юрьевна выпрямилась. Интересный поворот.
– Книжки читаешь?
Медь от неожиданности моргнул, вскинул худой скошенный подбородок.
– Чего?!
Она улыбнулась.
– Книжки, говорю, полюбил читать, Медь? Слово-то книжное, не ожидала от тебя.
Он пожевал губами, жилы на шее натянулись, словно канаты в шторм. И подрагивали.
– Ну полюбил, и че? – Ох уж эта сидельческая дерзость. Юрьевна пожала плечами.
– Просто приятно видеть, как человек берется за ум. Пускай и под старость.
Зэк посмотрел на нее с ненавистью – и почти уважением.
– Чеканутая ты!
– Вот, другое дело. Теперь узнаю старого доброго Сережу Меднова.
– Чего тебе надо? Я ничего не знаю.
– Я и не сомневалась.
Юрьевна аккуратно отряхнула с блузки невидимые пылинки, вернулась к двери и подняла за ручки картонный ящик, стоящий на полу. Переставила его на стол, аккуратно сдвинула, чтобы он стоял параллельно краю стола, – и начала приготовления. Медь смотрел. Юрьевна неторопливо доставала карандаши (простые, разной мягкости – от 2H до 2B), автоматические ручки (синие, черные, красные) и раскладывала их на столе, строго параллельно друг другу, на одинаковом расстоянии. Так, теперь ластики… корректор… Руки Юрьевны привычно порхали.
Медь угрюмо смотрел на ее приготовления. Юрьевна была права: они были знакомы давно. Но кажется, свой ритуал при нем она еще не проводила. Поэтому Медь не понимал, что происходит.
– Что?..
– Тихо, – она даже не подняла головы, продолжая раскладывать принадлежности. Блокнот для записей – с красной обложкой, это для важных фактов. Его положить слева. Блокнот с вынимающимися листами – для записи мыслей, которые приходят в голову во время допроса. Его место справа, чуть выше. Официальные листы, которые на подпись, – на своем, раз и навсегда определенном месте. Посередине и чуть правее, чтобы удобнее было работать…
Наконец Юрьевна закончила приготовления. Переставила пустой ящик на пол, к ножке стола, выровняла. Все должно быть идеально, симметрично и по линии. Юрьевна достала влажные салфетки и тщательно протерла руки, сложила использованные салфетки в отдельный пакет, убрала его в ящик… Медь пялился на происходящее и иногда недоуменно моргал.
Юрьевна отодвинула стул, села и придвинула так, чтобы осевая линия стула совпала с осевой линией стола. Вот теперь хорошо. Она знала эти особенности за собой и не противилась.
Юрьевна посмотрела на Меднова и покачала головой.
– Врач сказал, ты на желудок жалуешься.
Медь неловким движением поджал губы, словно целиком подобрал подбородок. Острый кадык дернулся вверх и опал.
Медь посмотрел на Юрьевну. Глаза запавшие, с мучительным блеском.
