– У каждого свои тараканы, Таня, – вне поликлиники Пахомцева и Баринова обращались друг к другу без церемоний – по именам и на «ты». – Мне этот Данилов нравится. Он хоть толковый и ответственный, вон вчера из второго отделения ему не до конца ясный случай направили, так он обратил внимание, проконсультировал больного у Маняки и за руку привел его к Ткаченко. А другой бы и внимания не обратил…
– Это он себя показать хочет, – скривилась Пахомцева. – Нет в нем смирения, одна гордыня. А от таких людей все проблемы.
– Мне кажется, что ты многого хочешь…
– Разве я многого хочу? До пенсии спокойно доработать да дочери хорошего мужа наконец найти?
– Сколько я себя помню, ты его все ищешь…
– Что делать, одни алкаши кругом и такие, как наш Гвоздицкий! А с Даниловым мне будет не до спокойствия… Он мне вчера уже успел свинью подложить…
– Тебе?
– Ну, не совсем мне, а Шишовой…
– А, насчет этого я в курсе. Ничего, бывает.
– Знаешь что, дорогуша?! – взвилась Пахомцева. – Такие вот «ничего» чреваты последствиями! Странно, что ты перестала это понимать! К сотрудникам мэрии надо относиться с особой предупредительностью, мало ли чего! Шепнет такая вот недовольная кому-то там на ушко – и пойдем мы с тобой на участок! Ты же помнишь, наверное, как слетел Пробойников?
Пробойников был главным врачом сто восьмой больницы, что называется – человеком на своем месте. Больница и ее главный врач были на хорошем счету в департаменте. До тех пор, пока однажды в приемном покое не оказался один из приближенных московского мэра, которого угораздило попасть в аварию прямо напротив больницы.
Сотрудники приемного отделения быстро оказали пострадавшему помощь, но не проявили при этом должного уважения. Кто-то даже позволил себе высказывания в стиле: «побыстрей пошевеливайся!» Ну не привыкли люди обслуживать сливки общества, что тут поделать?
Двумя днями позже Пробойников сдал дела новому главному врачу и улегся в кардиологию, переживать случившееся.
– Помню, как не помнить, – он теперь в Люберецкой городской больнице приемником заведует.
– Да ну! – не поверила Пахомцева. – Вот уж венец карьеры!
– Это не венец, а пипец карьеры, – хмыкнула Баринова. – А что ему оставалось делать – в пятьдесят два года дома сидеть? Так он же еще пенсию не выслужил.
– Вот видишь, как бывает, – тон Пахомцевой стал назидательным. – А ты говоришь… Такой вот Данилов отколет номер, а мы все пострадаем.
– Ну так поговори с ним, – предложила Баринова.
– Я говорила, только он меня не понял, – Пахомцева вздохнула. – Не поворачивай, я немного пешком пройдусь.
– Как скажешь, – Баринова остановила машину у кромки тротуара. – Давай, Тань, до завтра. А с Даниловым поговори еще раз, поспокойнее. Ты небось налетела на него в своей манере, вот он тебя и не понял.
– Понял, очень хорошо понял, только признаваться не захотел, – сказала Пахомцева, выбираясь из салона на тротуар. – Спасибо, что подвезла.
Сложившееся у нее мнение о новом физиотерапевте пересмотру не подлежало. Самолюбивый наглец, одержимый гордыней, не заслуживал ни понимания, ни снисхождения. От него надлежало избавиться как можно скорее, в конце концов это без зама по консультативно-экспертной работе поликлиника работать не может, а без физиотерапевта – запросто.
До этого Пахомцевой попадались правильные физиотерапевты – тихие женщины, преимущественно – предпенсионного и пенсионного возраста. Они не вмешивались в чужую работу и никому не создавали проблем, а просто назначали процедуры и вели положенную документацию.
