– А я ведь не против и ещё раз встретиться. Хоть с тобой, хоть со всеми вашими. Раз вы такие мастера по беременным бабам.
Полковник молчит и тяжело дышит, глядя в глаза Саматова.
Некоторые из присутствующих сотрудников полиции, внешне похожие на сотрудников штурмовых подразделений, смотрят тяжёлыми взглядами на нашивки на груди Саматова.
В разговор никто не вмешивается.
Все вокруг замерли.
Саматов что-то очень тихо говорит, разворачивается и присоединяется к Бахтину с Мусиным.
Под неодобрительными взглядами полицейских они уходят в сторону лестницы.
Я почему-то не ожидал, что теннисные баталии завершатся так резко на самом интересном месте. Только вошёл во вкус, почувствовал азарт и разыгрался – пора сворачиваться.
Впрочем, я и сюда ехать не хотел, хотел отоспаться дома. А сейчас ни разу не жалею, что поехал. Может, и на картинге будет что-то интересное?
– Как поедем? – спрашивает Вовик, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Да на мне, наверное, какие ещё варианты? – откидывает волосы со лба Лена.
Сзади подходит её отец, который уже спустился с этажа, обнимает её и говорит:
– Я на себе еду. Я с вами. Могу к себе взять Вову. Или Вову с Аселей.
– Па-а-ап, а тебе вот прямо интересно с нами на картинге? – удивляется Лена.
– Мы же потом с Вовой стрелять собирались, – напоминает Роберт Сергеевич. – Картинг мне не особо интересен. Хотя, возможно, и тряхну стариной… А вот в тир с Вовой попалить потом – я с удовольствием.
– А мама одна останется?
– Да у неё какой-то сериал по плану и телефонное общение с роднёй, – недовольно отвечает Роберт Сергеевич.
Лена прикусывает язык в углу рта, зажмуривает один глаз и качает рукой перед носом Роберта Сергеевича, вопросительно глядя на него.
Асель и Вова отошли ближе к зданию и стоят метрах в двадцати от нас.
Роберт Сергеевич тяжело вздыхает и говорит, явно обращаясь не только к одной Лене:
– Ленка, не придавай ты такое значение материальным вопросам! Не хочешь – можешь вообще ничего не брать… Не будем из-за этого ссориться, такой хороший вечер… Но ты мне скажи, как себя будут чувствовать любые родители, зная, что они бесполезны для единственного своего родного ребенка? Которого любят? Жизни никого не учу, но иногда не брать что-то от родителей – это не самостоятельность. А гордыня. При этом я изначально более чем рад вашей с Александром самостоятельности! Не скрываю! Если ты заметила, по вопросу твоего проживания с ним лично у тебя не возникло вообще ни малейших шероховатостей со мной и с матерью! Отгадай, кто на твою мать намордник надел? Ты же не думаешь, что это Зоя сама на старости лет тактичность проявила?!
Я понимаю, что тут разыгрывается какая-то семейная сцена, в которой чувствую себя неловко.
Молча отхожу в сторону и присоединяюсь к Вове с Асель.
– …ещё постреляем после картинга, – слышу, подойдя, слова Вовы.
Мы ещё пару минут болтаем ни о чём, когда Роберт Сергеевич с Леной присоединяются к нам.
– Вова, бери Аселю, садитесь ко мне, – улыбаясь чему-то своему, предлагает Роберт Сергеевич. – Порулить дам. Садитесь сразу вперёд – ты за руль, я на заднем, по-стариковски.
Я уже понял, что все без исключения представители мужского пола тут почему-то испытывают какое-то нездоровое влечение к управлению колёсной техникой большого размера. Вова не оказывается исключением.
Вижу, предложение Лениного отца его «зацепило». Он за руку утаскивает смеющуюся Асель, которая не знает, к кому садиться:
