– Микола, смотри – кровь! – Его нижняя челюсть затряслась, на глаза навернулись слезы, но не скатились, а остались висеть на ресницах. Петр сухо, как будто закашлявшись, захныкал:
– Микола, откуда у меня кровь?
– Петруня, барчонок мой хороший, не бойся, это не твоя кровь. – Слуга нервно стал успокаивать мальчика. – Прости меня такого неловкого, это из моей дурацкой руки на тебя кровь брызнула. Вот дьявол, – продолжал сокрушаться Микола, – ну какой же я неуклюжий, видел же, что сучок торчит, так нет, потянул дальше, будто кто под руку толкнул, вот оно и сорвалось.
Удерживая правой рукой порез, он локтем пытался оттереть от крови щеки и шею мальчика.
– Уж ты прости меня, барчонок мой любимый, холопа твово нерадивого. – И он прижал к себе локтем правой руки голову Петра.
– Хотел тебя порадовать к твоим именинам, – слуга кивнул в сторону валявшейся на земле недоделанной, залитой кровью деревянной игрушки, – а оно, вишь, как вышло, заместо коня сам себе руку срезал. Стало быть, криворук я стал. Да еще тебя всего кровью забрызгал, Господи, Матерь Божия, все исподнее твое испачкал. Эх, ма, – горестно вздохнул холоп.
– Микола, а покажи, где порез? – как-то слишком уж быстро успокоившись и проявляя детское любопытство, попросил Петр.
Слуга с удивлением взглянул на него, а потом с ноткой осторожности спросил:
– А не спужаешься?
– Нет, – уверенно ответил Петр, – я смелый! – Но на всякий случай отодвинулся.
– Ну, тогда смотри, – слуга чуть приподнял ладонь и показал рану, которая приобрела уже бордово-красный оттенок.
Как только давление на рану ослабло, срез сразу же набух, а его край задрожал, словно шкварка на сковороде, и из-под него выступило несколько пузырящихся капель крови. Петр сморщил лицо и отошел еще на шаг.
– Не бойсь, Петруня, подойди ближе. – Микола приподнял ладонь чуть выше. – Вишь какая?! – Края пореза затрепетали, а багровая кожа над ним набухла еще больше.
– Ой, – воскликнул Петр и отклонился в сторону, – какая страшная… и шевелится.
Микола опять закрыл рану ладонью.
– А как это у тебя получилось, Микола? Я даже не заметил.
– Да случайно! Сучок треклятый на крупе у коня попался, нож зацепился, а я сдуру возьми да дерни с силой нож, ну, с размаху и вонзил его себе в мясо. Вот так и получилось.… Ну что, Петруня, страшно тебе?
– Нисколько не страшно, – осмелев, с задором ответил Петр и, увидев, что Микола рукой совсем закрыл рану, опять придвинулся ближе.
– А тебе больно? – с состраданием на лице спросил Петр.
– Пока нет, – прислушиваясь к ране, ответил слуга. – Потом заболит, – сказал он, очевидно, не первый раз испытывая на себе действие ножа.
– А что теперь надо делать?
– Теперь к дохтору надо бы, да где там. – Он махнул обеими руками. – Нету для нашего брата холопьева дохторов. Сам буду лечить.
– А как же ты, Микола, будешь сам лечить такую большую рану одной рукой, ведь ты же не доктор? – все больше распаляя свой интерес, спрашивал Петр.
– Знамо, что тяжело одной рукой-то. Да и то хорошо, что твово батюшки нонче дома нет, може, Бог даст, к ево приезду и заживет. А то, не приведи господи, осерчать может, кормилец-то. Как я однорукий-то в работе смогу что делать? А може, ты мне чуток подмогнешь, Петруня? – с надеждой в голосе спросил дядька и искоса посмотрел на Петра, как бы думая, не обидел ли он, холоп, своей просьбой хозяйского сына. Но тот с готовностью ответил:
